На сей раз ее сопровождал Гильдебранд. Его пальцы железной
хваткой впились ей в руку, причем лейтенант постарался взяться повыше, чтобы
коснуться пальцами ее груди. С арестованной он разговаривал отрывистыми
фразами, словно имел дело с каким-то животным. Временами даже подталкивал ее,
дергал и несколько раз многозначительно напоминал, что у него с собой хлыст.
Когда он доставил Ариану обратно вниз, то сказал охраннице,
что проведет личный досмотр сам. Его руки медленно шарили по ее телу – спереди,
сзади, снизу. Ариана вся сжалась, глядя на своего мучителя с ненавистью, а он
лишь расхохотался. Перед тем как охранница захлопнула дверь камеры, Гильдебранд
насмешливо бросил:
– Спокойной ночи, фрейлейн.
Ариана услышала, как он сказал, обращаясь к тюремщице:
– У вас тут есть одна, которую я еще не пробовал.
Ариана зажмурилась и вся обратилась в слух. Загрохотали
ключи, раздался лязг открываемой двери. Потом стук каблуков. Через несколько
мгновений она услышала женские крики, звуки ударов, потом наступила тишина,
изредка прерываемая рычанием и какими-то животными стонами. Голоса женщины
слышно не было, и Ариана никак не могла понять, что с ней сделал палач. Неужели
забил хлыстом до смерти? Но какое-то время спустя до слуха Арианы донеслись
тихие всхлипы, и она поняла, что женщина жива.
Прижавшись к стене, Ариана с ужасом ждала, что зловещий стук
каблуков приблизится к ее двери, но этого не произошло – Гильдебранд направился
к выходу. Ослабев от напряжения и страха, девушка сползла на пол.
Шли дни, недели. Ариану регулярно водили в кабинет к
капитану, который каждый раз повторял одно и то же: о фон Готхарде и его сыне
известий нет. К концу третьей недели Ариана уже была едва жива от усталости,
голода, грязи. Она терялась в догадках, не могла понять, почему отец за ней не
вернулся. Может быть, фон Райнхардт все-таки лжет? Что, если он скрывает от
нее, что Герхард и отец тоже арестованы? Единственный вариант, о котором Ариана
отказывалась даже думать, был слишком ужасен: а что, если отец и Герхард
погибли?..
Однажды – это было ровно через три недели после ареста –
назад в камеру Ариану сопровождал Гильдебранд. Чаще бывало, что в роли конвоира
оказывался офицер со шрамом; пару раз за Арианой присылали других офицеров.
Но сегодня, к несчастью, Гильдебранд оказался на месте и сам
тащил пленницу по лестницам. Ариана настолько ослабла, что несколько раз чуть
не упала. Ее давно не мытые, спутанные волосы падали на лицо космами, то и дело
приходилось отбрасывать их назад. Это непроизвольное движение по-прежнему
сохраняло былую изящность, но ногти на тонких пальцах сломались, а от волос
давно уже не пахло духами. Одежда Арианы выглядела просто кошмарно: кашемировый
свитер, единственная защита от холода, висел мешком; юбка и блузка изорвались,
а чулки Ариана выкинула еще в самом начале заточения. Гильдебранд поглядывал на
нее с холодным любопытством, словно приценивался к овце или корове. В самом
низу лестницы они столкнулись с обер-лейтенантом фон Триппом. Тот кивнул
Гильдебранду, а на Ариану даже не взглянул. Он вообще избегал смотреть на свою
пленницу, которая, казалось, была ему совершенно безразлична.
– Привет, Манфред, – с несколько непривычной
фамильярностью поздоровался Гильдебранд.
Фон Трипп небрежно отсалютовал и бросил:
– Здравствуй.
Не удержавшись, он обернулся и посмотрел им вслед. Ариана,
еле передвигавшая ноги от усталости, не заметила этого, но Гильдебранд
ухмыльнулся и подмигнул сослуживцу.
Фон Трипп вернулся на рабочее место, сел за стол, но в душе
у него все клокотало. Что-то Гильдебранд слишком долго задерживается. Прошло
уже почти двадцать минут. Чем он там занимается? Неужели… Вот идиот! Нашел к
кому приставать со своими домогательствами! Он что, не понимает, что эта
девушка из другого теста, из другого мира? Она немка, барышня из хорошей семьи.
Совершенно не важно, что там натворил ее отец. Гильдебранду сходило с рук,
когда он позволял себе вольности с обычными арестованными, но Ариана фон
Готхард – это уже чересчур. Впрочем, повадки лейтенанта Гильдебранда вызывали у
фон Триппа отвращение и раньше. Теперь же чаша его терпения переполнилась.
Манфред поспешно вышел из комнаты и бегом спустился по лестнице. На самом деле
его возмутило даже не то, что отец девушки был солидным банкиром. Главное, что
Ариана фон Готхард была почти ребенком. Фон Трипп боялся только одного – что
опоздает.
Он выхватил у тюремщицы связку с ключами, а когда она хотела
последовать за ним, рявкнул:
– Не нужно. Сидите здесь.
Бросив на нее суровый взгляд, он спросил:
– Гильдебранд там?
Охранница кивнула, и Манфред бросился вниз, к камерам, стуча
каблуками по ступенькам.
По крикам он сразу понял, что Гильдебранд у нее в камере. Не
теряя ни секунды, Манфред открыл дверь и увидел их обоих. Нагота Арианы была
едва прикрыта обрывками одежды; по лицу сбегали струйки крови. Гильдебранд с
раскрасневшимся лицом и свирепо выпученными глазами размахивал хлыстом, другой
рукой держа Ариану за волосы. И все же по ярости, горевшей в ее глазах, по
тому, что на ее бедрах каким-то чудом еще удерживались клочья юбки, фон Трипп
понял – он не опоздал. Слава Богу!
– Марш отсюда! – рявкнул он.
– Тебе-то что? – возмутился Гильдебранд. – Эта
девка – наша собственность.
– Она собственность рейха. Как и мы с тобой.
– Черта с два! Мы с тобой на свободе, а она в тюрьме.
– Значит, ее можно насиловать?
Мужчины с такой ненавистью смотрели друг на друга, что
забившейся в угол Ариане показалось: еще миг, и лейтенант набросится с хлыстом
на старшего по званию. Но у Гильдебранда все же хватило благоразумия
сдержаться. Фон Трипп процедил:
– Марш отсюда, я сказал. Поговорим наверху.
Оскалившись, лейтенант бросился вон из камеры. Манфред и
Ариана молча смотрели друг на друга.
Наскоро вытерев слезы и откинув с лица растрепавшиеся
волосы, девушка попыталась хоть как-то прикрыть наготу. Манфред отвел взгляд.
Дав ей время немного прийти в себя, он снова посмотрел на нее – прямо в
пронзительно синие глаза.
– Фрейлейн фон Готхард… Приношу свои извинения… Мне
следовало сообразить раньше… Я позабочусь о том, чтобы это никогда не повторилось. –
Немного помолчав, Манфред добавил: – Поверьте, не все мы такие, как он. Я
крайне сожалею о случившемся.
Фон Трипп говорил правду. Когда-то у него была младшая
сестра, почти такого же возраста, как сейчас Ариана. Сам Манфред был гораздо
старше – ему исполнилось тридцать девять.
– С вами все в порядке?
В приоткрытую дверь проникал свет, рассеивая царивший в
камере полумрак.
Ариана кивнула и взяла у него платок, чтобы утереть
стекавшую по лицу кровь.