Хлопок одной ладонью. Том 1. Игра на железной флейте без дырочек - читать онлайн книгу. Автор: Василий Звягинцев cтр.№ 6

Многие, построенные в период массовой застройки кварталы пяти-девятиэтажек просто исчезли, вместе со всеми, кто в них на тот момент находился. И тут же, буквально за углом, не менее новые корпуса возвышались, как ни в чем не бывало.

Стоявшее на центральной площади в сотне метров от музея громадное здание Дома Советов, выстроенное в начале шестидесятых и вместившее в себя практически все краевые и городские власти, растворилось бесследно. На его месте раскинулась необъятная, покрытая выходами дикого камня и поросшая бурьяном площадь с остатками разрушенной в тридцатые годы церкви.

То есть здесь оказался локальный участок примерно пятьдесят пятого — пятьдесят седьмого годов, потому что позже уже начали рыть котлован под фундамент «желтого дома», как его сразу же окрестили за цвет стен, сложенных из местного песчаника. По иной причине — тоже.

Доходили слухи, что дальше к окраинам можно провалиться и в дореволюционность, и чуть ли не во времена Дикого поля. Половцы не половцы, но мародеры весьма неприглядного вида по улицам уже бродят, в одиночку и толпами.

Милиция исчезла с улиц в первый же день, потому что руководить ею оказалось некому, а те сотрудники, что не исчезли и не разбежались, по большей части закрепились в уцелевших помещениях служб, ожидая дальнейшего развития событий и распоряжений, если таковые откуда-нибудь вдруг последуют.

Многие горожане, имевшие родственников в окрестных селах, устремились туда, на всех видах еще действующего городского транспорта, собственных и захваченных с боем чужих машинах, а также пешком.

Хуже всего было то, что деформации пространственно-временного континуума продолжались, спорадически и бессистемно, отчего приспособиться к ним было совершенно невозможно. Так, к примеру, посланные с биноклями на крышу наблюдатели сообщали, что несколько раз то появлялись в положенном месте и совершенно исправном виде вокзал и пути Туапсинской железной дороги, разрушенной во время Гражданской войны, да так с тех пор и не восстановленной, то снова исчезали. Один раз якобы по ней, удаляясь от города, прошел пассажирский поезд из десятка зеленых и синих вагонов. [6]

Точно так же, словно миражи в пустыне, в разных точках города обозначились купола и колокольни давно взорванных церквей. Но выяснить, действительно ли храмы возродились «по-настоящему», или это только обман зрения, возможности пока не было.

Вайсфельд не рисковал посылать своих ребят в дальнюю, явно рискованную разведку. Они и свою-то территорию обороняли с большим трудом. На второй и третий день катаклизма предпринимались неизвестными людьми явно целенаправленные и скоординированные попытки взять здание штурмом, но неожиданно мощное огневое противодействие их образумило. Больше мародеры не возвращались, но гарнизон не терял бдительности. В чем Андрей убедился на собственном опыте.

Герману Артуровичу и большинству его сотрудников вообще повезло. Во-первых, когда исчезло здание Дома Советов, а заодно и находившееся поблизости общежитие педагогического института, тоже послевоенной постройки, в музее был санитарный день, посетителей не пускали, а персонал весь был на работе.

Шок, разумеется, имел место, но общей паники удалось избежать.

Само же полуторастолетнее здание, в целом (как я правильно сообразил) трехэтажное, но сзади имевшее еще три дополнительных цокольных этажа, выстроенное разомкнутым с восточной стороны квадратом, вполне годилось в качестве крепости. Занимавшее целый квартал, с двухметровыми стенами, забранными прочными решетками окнами, подвалами в несколько ярусов (строилось как Торговые ряды богатым местным купечеством по образцу ГУМа, но чуть поскромнее), внутренним двором, трехметровой, тоже каменной, оградой и весьма солидными воротами. Танк проломит, конечно, а с налету не возьмешь. Здесь, в сравнительной безопасности, можно разобраться в происходящем и пересидеть смутное время.

Гарнизон составили около полусотни научных сотрудников, смотрителей, шоферов, слесарей, электриков и плотников, да еще было несколько студентов исторического факультета, помогавших монтировать очередную выставку. Они же первые выбрались на разведку, покрутились по центру, привели с собой еще человек двадцать друзей и подруг, кого встретили поблизости.

Оружия для самообороны в фондах музея было сколько угодно, а вот насчет патронов — плохо. Точнее — почти никак. И тут молодежь нашла выход. По ту сторону ныне опустевшей площади располагались корпуса военного училища. Ребята сбегали, разыскали приятелей-курсантов, и те, пользуясь общим разбродом и беспорядком, нагрузили полный кузов бортового «уазика» ящиками с патронами. Да сами и привезли. Самых нужных, трехлинейных, образца восьмого года. Заодно договорились об огневой поддержке, если потребуется, и вообще о дружбе и взаимопомощи.

Училище представляло собой столь же старинное и прочное, как и музей, каре корпусов, более чем по сотне метров длиной каждый, с многочисленными подсобными и складскими строениями внутри, собственным стадионом, каштановым парком с эстрадой и танцплощадкой, куда так любили ходить студентки в поисках женихов. И все, почти без исключений, находили.

— Там тысячи полторы курсантов, солдат и офицеров. Если катаклизм больше наш район не затронет, с их помощью надеемся выжить…

Это директор объяснял мне, когда мы уже поднялись на третий этаж и через полукруглое, от пола до потолка окно в зоологическом зале я сам увидел и площадь, и мрачные стены училища, похожие на Трубецкой бастион Петропавловки, и пугающую, в свете всего услышанного, панораму центра города с зияющими прогалинами на месте бывших новостроек.

— Вон видите, там, слева, по улице Дзержинского, — указал Вайсфельд, — было Управление внутренних дел.

Я увидел. Ничего особенного не представляющий в архитектурном смысле двухэтажный дом в окружении небольших старинных особнячков. Позади него — густой не то парк, не то роща.

— Его сорок лет достраивали и перестраивали, там в итоге целый «Пентагон» получился, с семиэтажной башней в центре, а сейчас снова — гостиница Пахалова в первозданном, тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года, виде. И где теперь милиционеры, уголовные дела, оружейные склады и все прочее? — без особых эмоций, почти академическим тоном спросил директор. — А вы говорите — властные структуры!

— Так значит, предполагаете, что вас накрыло… каким примерно годом?

— Частично от тридцатого до сорокового, частично — послевоенные до пятьдесят седьмого. А если железная дорога — не мираж, так это уже между девятьсот десятым и семнадцатым. Я же здесь всю жизнь прожил, после двадцатого года все помню, каждый дом, каждый проходной двор, по фамилиям и в лицо всех тогдашних известных людей. Одно время — каждую машину по номеру и водителя по имени знал. Музеем тридцать лет заведую. В оккупации тоже был.

Кстати, — вдруг озарило его, — почему оккупация пропущена? Если б еще немцев сюда, да потом бои за освобождение — это ж вообще представить невозможно, во что город превратится…