Дальше фронта - читать онлайн книгу. Автор: Василий Звягинцев cтр.№ 52

– Прошу прощения, конечно, – вмешался и Маштаков, – но я имею основания предполагать, что мир принципиально изменился с самого первого использования генератора. То есть в него оказалась искусственно привнесена новая сущность, и тем самым… Можно сказать, что все происходящее в мире, начиная с января месяца, является непосредственным следствием…

– И само это польское восстание… – задумчиво произнес Бубнов. – Ничего ведь не предвещало, и вдруг…

– Да мать вашу, господа физики! – При этом «физики» прозвучало хуже, чем обычное матерное слово. – Не морочьте мне голову, – опять взорвался Чекменев, чувствуя, что у него начинают разжижаться мозги. – После появления любого значительного открытия мир перестает быть прежним и переходит в некое иное состояние. И что из этого? Давайте заниматься каждый своим делом. Вы теоретики, я политик, мне и решать, что делать с вашими изобретениями…

– Так точно, господин генерал, – козырнул Бубнов.

А Маштаков насупился,

– Только прошу меня извинить, но, если политик вдруг пожелает вылить посреди города колбу с открытым мной новым штаммом черной оспы, я просто обязан его предупредить о возможных последствиях такого использования моего изобретения…

– Вот когда сможете аргументированно доказать, черная оспа у вас в бутылке или средство от тараканов, тогда и поговорим. Если нужно, хоть весь свой мехмат привлекайте к исследованиям, но дайте мне факты, а не заклинания… А пока работайте.

Короче, Чекменев все расставил по своим местам, но для себя решил прислушаться к опасениям ученых. Действительно, не буди лихо… Пожалуй, и вправду лучше ограничиться только самыми необходимыми действиями, а не ковыряться гвоздем внутри противотанковой мины.

А вот попытаться доставить сюда какой-нибудь предмет из третьих реальностей, где побывали Розенцвейг со спутниками, все-таки необходимо. Пусть риск, но ведь и цена выигрыша какова!

Игорь Викторович даже в самые острые моменты умел мыслить широко и раскованно. И принимать самые неожиданные решения. Сразу же после «торжественной встречи», отправив хронопроходцев одеваться и приводить себя в порядок, он сделал то, что не пришло в голову возбужденным и пребывающим в полушоковом состоянии друзьям.

Приказал дежурному технику включить генератор, лично прошел в возникшую копию аппаратного зала и тщательно все осмотрел. Он надеялся, что их одежда и трофеи могут остаться там. Это было бы логично, но логика его подвела.

Вообще генерал в пределах своих познаний и громадной, хотя и не систематической эрудиции много размышлял о причинах и следствиях происходящего, иногда приходя к оригинальным выводам, которыми не делился ни с Маштаковым, ни с Бубновым, лишь задавая вопросы, каждый из которых по отдельности не мог раскрыть ход его мысли. А в то, что кому-то придет в голову эти вопросы стыковать, обобщать, анализировать, он не верил.

Вот и в тот момент он быстро понял причину своей неудачи.

Тот самый временной сбой. Сегодня пятое октября, хрононавты же, подойдя к установке с той стороны, были уверены, что за бортом по-прежнему август.

Значит, и все имущество осталось там же, в августе. И искать потерянное следовало не сейчас, а в момент их исчезновения, в тот день, когда путешественники выходили из некромира по собственному времяисчислению.

Но в тот момент там ничего не было, и быть не могло, потому что они (по здешнему времени) еще не успели обзавестись всеми этими вещами. Но ничего подобного не появилось там и позже, отсюда генерал сделал вывод, что Бубнов с Маштаковым правы даже больше, чем подозревали сами. То есть и он сам, и весь окружающий мир совсем не те, что были в день, когда случился срыв. Может быть, просто собственные копии.

С другой стороны, Чекменев не видел в этом ничего страшного. В раннем детстве его поразила информация о том, что каждые семь лет в человеке меняются все его клетки, и, значит, он сам в четырнадцать лет уже не имеет ничего общего с шестилетним Игорьком, изображенным на фотографиях, а его родители уже пять раз поменяли собственную сущность. Он долго страдал по этому поводу, пока отец не объяснил, что это совсем не важно, поскольку люди сохраняют идентичность и индивидуальность как бы поверх своей телесной сущности.

И сейчас, если он живет, мыслит, не видит между собой прежним и нынешним никакой разницы и может управлять ситуацией, какое ему дело до сухих теорий? Все действительное разумно, и точка.

Другое дело, если и вправду начнутся катаклизмы ощутимых масштабов…

Но пока о такой угрозе еще ничего не говорило.

И с Розенцвейгом теперешний разговор сводился к тому, что непременно надо Григорию Львовичу прогуляться на историческую родину и посмотреть, что же там творится сейчас, почти полгода спустя отплытия катера из Триполи. Как там сумел обустроиться капитан Шлиман, какую государственную или общественную структуру создал?

– Теперь у вас туда дорожка накатана. Снова катером идти, конечно, нерационально, а на самолете – вполне. Самолет хороший у меня есть, экипаж дорогу знает. Прямо завтра можете и вылетать…

Идея вообще-то принадлежала самому Розенцвейгу, и он с огромным удовольствием ее реализовал бы самостоятельно, прямо с территории Израиля, в сопровождении верных людей. Если бы знал секрет хроногенератора. А так приходилось зависеть от благорасположения Чекменева, делая вид, что просто идет ему навстречу, способствуя решению общих задач и планов.

– И?

– В каком смысле?

– И что я там буду делать, когда прилечу? Положим, Шлимана я найду, а дальше?

– Не понимаю я тебя, Григорий. Вот только это пока и нужно. Найти, восстановить теплые отношения, выяснить, как они там устроились? Какая им от нас может потребоваться помощь? Продовольственная – чего и сколько? Материально-техническая – соответственно. Идейно-политическая – с нашим удовольствием. Мне ли тебя учить?

– Цель! Конечная цель операции. Ты ведь не любопытный аспирант богословского или дипломатического факультета. Что ты рассчитываешь получить на выходе при самом благоприятном исходе моей миссии?

– Тыл. Прочный тыл на случай любого поворота событий. И разрешение проблемы, десять тысяч лет волнующей человечество. Понял?

– Понял. Но без Ляхова мне все равно не обойтись. Если я прилечу туда без него, и Шлиману это не понравится, трудно будет отношения налаживать. Лучше уж сразу, чтобы два раза не бегать…

Чекменев и сам думал так же, просто ему хотелось, чтобы Розенцвейг предложил это сам. А он еще и поломается немного.

– Видишь ли, Вадим сейчас выполняет весьма важное задание, и отзывать его мне не с руки. Может, все-таки сначала сам попробуешь, а его потом подошлю, через недельку, скажем?

– Так и я не тороплюсь, могу здесь подождать. Заодно и кое-какие свои дела закончу.

Но промедление тоже не входило в планы генерала.