Бремя живых - читать онлайн книгу. Автор: Василий Звягинцев cтр.№ 66

А потом подразумевалось отметить это дело со старыми друзьями, отнюдь не связанными по нынешней службе.

С утра следующего дня он вступал в должность, принимал дела, хотя реально их принимать было не у кого за отсутствием Неверова. Так, через штабистов и по бумагам, проформы для.

И кабинет предшественника, весьма приличный и престижный, он занимать не стал, исходя из субординации (он все-таки пока лишь и. о.), а также солдатской солидарности и суеверий тоже. Товарищ не вернулся с задания, но в погибших не числится. В худшем случае — пропал без вести. Если не появится вдруг, живой и веселый (как не раз бывало в их службе), то до конца войны и сколько-то времени после нее надежда все равно остается.

А что война в определенном смысле уже идет, а в ближайшее время приобретет настоящий масштаб и размах, Виктор Викторович не сомневался. Информирован был вполне достаточно. И дело совсем не в тех «беспорядках» и спецоперациях, что происходили с превратившейся в рутину постоянностью по всей протяженности ближнего и дальнего Приграничья, от степей и сопок Маньчжурии до аравийских оазисов.

Это — норма и данность жизни не первого уже поколения. Проблема в том, что свои же вроде бы братья-офицеры, сотрудники государственной контрразведки и жандармерии, охотятся на своих «московских» коллег не хуже, чем гуроны на американских колонистов в романах Фенимора Купера. Стоит лишь им пересечь по служебным делам никак на карте не обозначенную границу «ведомственных интересов». Причем война ведется далеко не джентльменская.

Что означает…

Да, черт возьми, даже думать не хочется, что это на самом деле означает. Прямо тебе чистый двенадцатый век, времена усобиц и феодальной раздробленности. Однако, как учит история, Москва выиграла тогда, выиграет и сейчас.

Но хватит об этом. Каждому дню достанет своей заботы.

Стрельников раньше не имел времени и возможности поставить себя на место своих начальников. Не в смысле обычной болтовни, «да что они там понимают в нормальной службе, да я бы на их месте…». Это как раз умеют все, и часто — справедливо, потому что возвышенные руководящие идеи имеют свойство много терять в своей мудрости при столкновении с реалиями практической реализации.

Однако подчиненные, в свою очередь, далеко не всегда в состоянии взглянуть на проблему шире. То, что неудобно, неприятно, трудноисполнимо и даже выглядит прямым вредительством с уровня командира роты-батальона, даже с одной ступеньки выше представляется оригинальным тактическим решением, а со следующей (следующих) — ключом стратегической концепции.

Сейчас вот и пришлось пересматривать собственные убеждения с точки зрения новой должности. И уже к исходу первых суток он понял, насколько раньше был не прав. Вернее, недальновиден.

Мудрые все же были люди начиная с Петра Первого, если ограничиться только отечественными примерами, которые четко запретили служебное продвижение в пределах одной и той же части. Хватало предкам психологического чутья сообразить, что один из четырех комбатов, ставший вдруг командиром своего полка, будет испытывать огромный дискомфорт, даже при самом жестком характере и абсолютной личной честности. Нельзя требовать службы в полном объеме и со всей беспристрастностью от товарищей, с которыми вчера еще пил водку, жаловался на жизнь и ругал того, чью роль начал исполнять с сегодняшнего дня.

Слава богу, что хоть от такого испытания полковник был избавлен. Командирам отрядов он и раньше был прямым начальником, и никто из полностью равных по должности и авторитету товарищей в подчинение не попал.

Но и самой по себе тяжести новой должности и погон было на первый случай достаточно. Сразу столько навалилось дел вдруг по кадровым, финансовым, хозяйственным, вне- и внутриполитическим вопросам, о чем он и не задумывался, поглощенный собственными, теперь выходит, мелкими заботами, что мгновенно проникся сочувствием к прежним отцам-командирам и только-только не возопил пресловутым образом: «Мамочка, роди меня обратно!»

Но — так не бывает, и осталось на ходу вычленять из массы проблем наиважнейшую именно сегодня, перекинув, с известным злорадством, остальные на помощников, тоже было возрадовавшихся собственному продвижению вверх по лестнице, ведущей вниз. В том смысле, что с каждой следующей ступеньки в случае чего падать легче, больнее и обиднее.

Утром он, согласно полученному указанию, принимал первое пополнение. Ровно к десяти утра у дверей его нового кабинета, расположенного в том же крыле Кремлевского корпуса, но двумя этажами выше, столпились прибывшие с предписаниями офицеры.

Толпиться, собственно, им не было никакой необходимости. Винтовая чугунная лестница художественного литья и намного более широкая, чем обычно, выводила в просторный сводчатый зал с небольшими окнами, упрятанными в глубокие амбразуры. Окна выходили на север, до них дотягивались верхушки древних раскидистых лип, да и на небе обещающие дождь тучи сгущались с утра, поэтому в полную силу горели под потолком люстры, похожие на церковные паникадила.

В зале, издавна именуемом предбанником, имелось достаточное количество хороших кожаных диванов, столиков с пепельницами, а всю правую, лишенную окон стену занимала тщательно выклеенная солдатами роты обслуживания карта Московского военного округа.

Карта была роскошная. Опять же с точки зрения кадрового офицера.

Подобранная из листов километрового масштаба, она, подобно фрескам Микеланджело и Леонардо, имела размер пять на шесть метров, и каждый соискатель должности, карабкаясь по лесенке-стремянке, мог свободно найти место, куда его могут загнать и какие достопримечательности ждут по соседству.

Жаль только, что картой интересовались лишь самые опытные и хладнокровные, прочие же, как сказано, толпились у двери, словно надеясь, что степень близости к ней как-то повлияет на дальнейшую судьбу.

Увидев все это, Стрельников испытал ностальгическое чувство. Совершенно так же, двадцать два года назад, он отирался перед кабинетом офицера-направленца [85] в городе Хабаровске, в штабе Дальневосточного, ордена Владимира первой степени, округа.

И так же, с тоской на сердце, он, поелозив пальцем по карте, нашел в свое время ту дыру, куда его, словно по специальной злобе, собрался командировать усталый, нездорово полный капитан Пыхтин.

И фамилия вот навек запомнилась. Да и не зря. Если б не тот капитан, вся жизнь пошла бы совершенно иначе.

— Ох, надоели вы мне, — со страдальческим вздохом сказал капитан, по которому видно было, насколько штабная служба без перспектив портит человека.

Мундир помят, волосы почти вылезли, пепельница набита жестоко пожеванными и раздавленными окурками дешевых папирос.

Карьера не задалась, в перспективе ничего, кроме бесконечного количества папок с личными делами, и до весьма скромного пенсиона — еще лет пять, если не больше.