— Только я не люблю уколы, — предупредил Джеми,
пожимая протянутую руку доктора. Он с самого начала решил избежать всякого рода
недоразумений.
— Я сам их не люблю, — признался Дик, отступая на
шаг, чтобы не пугать мальчика. Лиз говорила ему, что, хотя Джеми скоро
исполнится одиннадцать, по уровню развития он все еще находится на уровне пяти
— или шестилетнего ребенка. — Обещаю, что не буду делать тебе никаких
уколов, если ты не будешь делать их мне.
Договорились?
— Не буду, — торжественно пообещал Джеми и вдруг
добавил без всякой очевидной связи с предыдущим:
— А знаете, я выиграл целых три медали на Специальных
олимпийских играх. Две золотые и одну серебряную.
Меня мама тренировала.
— Надо же! — удивился Дик. — А в каких видах?
— В прыжках в длину с разбега, в спринте на сто ярдов и
в беге в мешках. Это самый трудный вид на играх, — с гордостью пояснил
Джеми. Лиз, внимательно следившая за их вполне светской беседой, не сдержала
улыбки.
— Твоя мама, наверное, очень хороший тренер, —
предположил Дик.
— Да, замечательный, — подтвердил мальчик. —
С папой я никогда не выигрывал «золото». Мне еще дали целую кучу денег.
Долларов сто или даже тысячу.
Я положил их в копилку. Когда я накоплю много-много
долларов, я куплю маме ожерелье с бриллиантами. И золотую корону.
— Вот это правильное решение, — одобрил Дик,
мельком глянув на Лиз, у которой от удивления вытянулось лицо. Она и не
подозревала, что у Джеми такие грандиозные планы.
— Да. Я думаю, это не совсем мои медали — они и мамины
тоже, — подтвердил Джеми.
— Но ты заслужил их по праву, — сказал Дик. —
Ты проявил настойчивость и завоевал первые места. Должно быть, ты был очень
счастлив, когда выиграл.
— Еще как! — Джеми улыбнулся. — А можно мне
еще немного поиграть с кроватью? — тут же спросил он, и Питер согласился,
хотя и не очень охотно. Пока Джеми манипулировал кнопками и рычажками, Лиз и
Дик вышли в коридор, чтобы поговорить без свидетелей.
— Как он? — спросила Лиз. Питер все еще казался ей
слишком бледным. Она пока не могла чувствовать себя абсолютно спокойной.
— Прекрасно, — уверил ее Дик. — Правда, он
еще слаб, да и голова у него еще болит, но это пройдет. По правде говоря, я
должен гордиться таким пациентом.
У тебя отличный сын, Лиз. Сыновья… — поправился он, не
заметив, что назвал ее на «ты». — Младший — тот и вовсе чудо, самое
настоящее чудо!
— Я тоже так думаю, — рассмеялась Лиз. —
Спасибо, что позволил мне привести его. — (На «ты» так на «ты», решила
она. Будучи адвокатом, Лиз была довольно щепетильна в такого рода мелочах.
Правильная форма обращения очень важна, но ей казалось, что она уже вполне может
называть Дика на «ты», как называла всех близких друзей. В конце концов, он
спас жизнь ее Питеру!) — Джеми очень переживал за брата и даже боялся, что
Питер может не вернуться. Зато теперь он своими глазами увидел, что все в
порядке.
— Пусть Джеми приходит хоть каждый день. Я буду рад
видеть его, если только он не захочет сделать мне укол. — Дик рассмеялся,
и Лиз ответила ему улыбкой.
Потом она вернулась в палату, чтобы спасти Питера от Джеми,
который вошел в настоящий раж, опуская и поднимая кровать.
— Я думаю, нам пора, Джеми, — сказала Лиз. —
Питеру необходимо отдохнуть, да и тебе тоже, дружок. Не огорчайся: доктор
говорит, ты можешь прийти в другой раз, когда захочешь.
— В следующий раз принесите мне пиццу. Две
пиццы! — вставил Питер, целуя Джеми на прощание. Прежде чем выйти из
палаты, Джеми помахал брату рукой, и они с матерью направились к лифтам. Они
ждали, пока подойдет кабина, когда их нагнал Дик. Он хотел попрощаться с Лиз.
— Ты ведь не боялся, правда? — спросил он
мальчика.
— Немножко боялся, — признался Джеми. — Но
теперь я знаю — у вас здорово. Я даже хочу попросить маму, пусть она купит мне
такую же кровать, как у Питера, — мне очень понравилось. — И он
показал руками, как опускалась и поднималась кровать.
— Больше не будешь бояться? — уточнил Дик, пожимая
ему руку.
— Нет. Я испугался потому, что машина, которая увозила
Питера, очень громко выла. Но теперь я знаю — все «Скорые помощи» так шумят.
— «Скорые помощи» и вправду ужасно шумные, —
подтвердил Дик. — Но обычно у нас тихо. В общем, приходи еще, договорились?
Хоть завтра.
— Завтра не смогу, — серьезно ответил
Джеми. — Завтра к Питеру придут мои сестры. Они вообще-то неплохие, только
слишком много болтают. От них у Питера может разболеться голова, а ему это
вредно.
Услышав это суждение, Дик Вебстер громко расхохотался. Ему
хотелось добавить, что все женщины любят поговорить, но он сдержался. Он знал
Лиз еще недостаточно хорошо и не был уверен в ее чувстве юмора. Вместо этого он
сказал:
— Я постараюсь сделать так, чтобы твои сестры не очень
его утомили. Спасибо, что предупредил меня заранее.
Тут подошел лифт, и Джеми, помахав врачу рукой, первым
шагнул в кабину. Лиз последовала за ним — она уже решила, что переночует
сегодня дома, а утром снова вернется в больницу. Она была очень благодарна Дику
за то, что он так внимательно отнесся к Джеми и разговаривал с ним не хуже, чем
сумел бы Джек.
Джеми, судя по всему, тоже был очень доволен посещением
больницы. Когда они уже ехали обратно в Тибурон, он сказал матери:
— Мне очень понравилась кроватка Питера и доктор. Он
очень добрый. И еще он не любит уколов, как я. — (Подобное родство душ,
решила Лиз, должно было казаться мальчику очень важным.) — Я думаю, Питеру он
тоже нравится.
— Конечно, дорогой. И не только Питеру, но и мне тоже —
ведь Дик спас твоему брату жизнь.
— Тогда в следующий раз я скажу Дику, что я его люблю.
Он теперь будет мне как Санта-Клаус. Нет, даже лучше — как еще один брат!
Вечером Джеми рассказал сестрам о чудесной кровати Питера,
которая может подниматься и опускаться, и о замечательном докторе, который спас
Питера и который тоже боится уколов. Визит в больницу явно стал для него одним
из самых ярких впечатлений — ярких и позитивных, что было немаловажно. Правда,
ночью Джеми снова пришел спать в комнату Лиз, но впервые за много недель спал он
спокойно и не видел дурных снов. В последнее время ночные кошмары буквально
преследовали его. Увы, для самой Лиз мало что изменилось. Эта ночь — как и
бесчисленная вереница предыдущих — была наполнена для нее туманными и
тревожными грезами, горькими мыслями о Джеке, беспокойством за Питера. Люди,
лица, несчастные случаи, потери и другие беды — в ее сознании все это
смешивалось в невероятный горький коктейль, который она пила капля за каплей
каждую ночь и никак не могла выпить до дна. И не было ничего удивительного,
что, проснувшись утром, Лиз чувствовала себя так, словно всю ночь ворочала
мешки с углем.