— Может, ты хочешь поехать куда-нибудь поужинать? Или
закажем сюда?
Кизия безразлично пожала плечами. Это ее совершенно не
волновало. Она думала о другом, что-то ее беспокоило.
— Девочка, в чем дело? Это похороны произвели на тебя
такое тяжелое впечатление? Я же говорил тебе… — Люк удрученно смотрел на Кизию.
— Я знаю, знаю. Но все это так выбивает из колеи… Мне
кажется, еще что-то случилось, что-то меня беспокоит. Правда, не понимаю, что
именно. Может быть, зрелище этого сонма монстров — ведь они считают меня одной
из своих… Ладно, не волнуйся, милый. Просто я подавлена воспоминаниями о
Тиффани.
— Ты уверена, что ничего другого? — Люк
беспокоился гораздо больше, чем Кизия могла подумать.
— Я же сказала — не знаю. Но это неважно. В последнее
время в моей жизни произошло слишком много изменений: уход из журнала и… ты же
знаешь. Наступило время двигаться дальше, а это всегда нелегко. — Кизия
попыталась улыбнуться, но Люк остался серьезен.
— Кизия, я расстроил тебя?
— О, любимый, конечно, нет! — Она пришла в ужас.
Что за странная мысль… И вообще, ведь он сидел тут целый день и беспокоился о
ней. Он плохо выглядит…
— Ты уверена?
— Да, уверена. И со мной все в порядке, Лукас.
Правда. — Кизия наклонилась к Люку для поцелуя и увидела печаль в его
глазах. Это сочувствие? Она была глубоко тронута.
— Ты не жалеешь, что ушла из журнала?
— Нет, я очень рада. Честное слово, рада. Просто когда
в жизни что-то меняется, возникает странное чувство — незащищенности. Во всяком
случае, у меня.
— Да. — Люк кивнул и молча наблюдал, как она
допивает чай. Она успела скинуть пальто и в своем черном платье казалась
далекой и недоступной. Долгое время он наблюдал за ней, не произнося ни слова.
А когда снова заговорил, в его голосе появилась какая-то странная нотка, совсем
не похожая на дружеское подначивание, так ярко проявившееся утром.
— Кизия… Я должен рассказать тебе кое о чем.
Она подняла на него глаза и попыталась улыбнуться. —
Что случилось, любовь моя? — Потом попробовала пошутить:
— Ты тайно женат и у тебя пятнадцать детей? — Она
говорила с уверенностью женщины, которая знает, что от нее не может быть
секретов… разве только один.
— Нет, не женат. Но есть кое-что еще.
— Намекни мне. — Сейчас Кизия была абсолютно
спокойна. Вряд ли Люк собирается сообщить ей что-то важное. Он же знает, как
сильно она расстроена из-за Тиффани.
— Малышка, я не знаю, как тебе это сказать, но у меня
нет выбора. Я должен рассказать. Не могу больше оттягивать этот разговор. Меня
вызывают на слушания по тому моему делу. — Эти слова произвели эффект
разорвавшейся бомбы. Все закачалось у Кизии перед глазами, потом остановилось.
— Что? — Может быть, она не расслышала,
неправильно поняла? Кизия отчаянно цеплялась за эту последнюю соломинку. Ведь
это был один из его кошмаров. Не может быть, наверное, все же она неправильно
поняла…
— Будут слушания. Я должен пойти на слушания по моему
делу. Они хотят обвинить меня в заговоре с целью вызвать беспорядки среди
заключенных. Другими словами, в подстрекательстве к бунту.
— О Боже, Лукас… Ну скажи мне, что ты пошутил. —
Кизия закрыла глаза и сидела очень тихо, ожидая его признания, но сжатые на
коленях руки дрожали.
— Нет, малышка, я не шучу. Я и хотел бы, но… — Люк
потянулся к Кизии и взял ее маленькие руки в свои. Ее глаза медленно открылись
и наполнились слезами.
— Когда ты узнал?
— Угроза существовала всегда. Фактически еще до того,
как я тебя встретил. Но я надеялся, что этого никогда не случится, а сегодня
мне прислали извещение. Думаю, решающим фактором стала забастовка в
Сан-Квентине. И они оказались достаточно сообразительны, чтобы воспользоваться
моей глупостью, — сказал Люк, а про себя подумал: «Для этого и для
убийства Мориссея».
— Господи. Что мы теперь будем делать? — Кизия
беззвучно плакала. — А они могут доказать, что ты имел отношение к
забастовке?
Люк отрицательно покачал головой, но в глазах совсем не было
уверенности.
— Нет, на это их не хватит, хотя поэтому они так и
зашевелились. Попытаются достать меня разными способами, но и мы сделаем все,
что в наших силах. У меня есть отличный адвокат, и я везучий. Еще несколько лет
назад на таких слушаниях не разрешалось иметь адвоката. Только ты и комиссия —
так они могли довести дело до любого угодного им результата. А теперь со мной
хороший адвокат и мы на равных. Они не смеют указывать мне, как жить. Мы
подождем до слушаний и просто выполним то, что положено по закону. Вот и
все. — Кизия и Люк хорошо понимали, что суть возникшей проблемы
заключается вовсе не в его стиле жизни. Его обвиняли в подстрекательстве к бунту,
вот в чем проблема. — Ну, милая, крепись. — Люк наклонился, поцеловал
Кизию и сжал в своих объятиях. Но она не поддалась, ее тело осталось
напряженным, а из глаз продолжали капать слезы. Люк заметил, что у нее дрожат
колени. И почувствовал себя так, будто только что убил ее. До некоторой степени
это так и было.
— Когда начинаются слушания? — Кизия с ужасом
ждала, что Люк скажет «завтра».
— Только через шесть с половиной недель. Восьмого
января, в Сан-Франциско.
— И что будет потом?
— А что ты подразумеваешь под этим «потом»? —
Кизия сидела очень спокойно, и это пугало Люка.
— Что, если они опять отправят тебя в тюрьму?
— Этого не случится никогда, — сказал Люк
глубоким, спокойным голосом.
— Ну а вдруг все же так получится, Люк? — Ее крик,
полный страха и боли, прорезал тишину комнаты.
— Кизия, этого не будет! — Люк понизил голос и
попытался ее успокоить. В то же время сам боролся с отчаянием, разрастающимся в
его груди. Чего ему ждать от будущего? Надо было понять это с самого начала, с
момента их встречи. А теперь, когда он приручил Кизию, создал их общий дом, он
сидит здесь и говорит о том, что способно разрушить их новый мир до основания.
Она могла снова остаться одна, и осознание этого болью отзывалось в ее глазах.
И эту боль Кизии принес именно он. Тяжелое чувство вины сдавило сердце.
— Дорогая, ничего подобного не случится. А если и
случится — пока это остается всего лишь «если», — то мы переживем и это. У
нас был выбор, и мы его сделали. — Люк знал, что это он сделал свой выбор.
А Кизия? Похоже, совсем нет.
— Лукас… нет! — Голос ее опустился до едва
слышного шепота.
— Малышка, мне очень жаль… — Ему больше нечего было ей
сказать. То, чего он так долго опасался, все-таки случилось. Самое смешное
заключалось в том, что до встречи с Кизией он так не боялся. Он вообще ничего
не боялся. Считал эти слушания своего рода платой за дерзость, необходимым
злом. Тогда ему было нечего терять, а теперь… Теперь все его счастье поставлено
на карту. И эта женщина будет расплачиваться вместе с ним. Ему следовало раньше
предупредить ее. Несколько недель назад Алехандро предостерегал его, а он
изворачивался и лгал самому себе. Теперь уже поздно — на его столе лежала
повестка, смятая в комок. Те, другие, перехватили инициативу… Люк осторожно
приподнял лицо Кизии за подбородок и нежно поцеловал в губы. Он ничего не мог
подарить ей, кроме самого себя, своих чувств и своей любви. Еще целых шесть
недель. Если его не убьют раньше.