— Что ты имеешь в виду?
— Ты хочешь сказать, что у меня есть шанс?
— Ни малейшего. Я просто хочу знать, что я теряю.
— О, ради Христа. — Он усмехнулся. — Давай,
Лиана. Это пойдет тебе на пользу. Нельзя же все время сидеть взаперти дома.
— Можно. Я ведь счастлива.
— Но это тебе вредно. Сколько тебе лет? — Он
попробовал сосчитать. — Тридцать три.
— Мне уже тридцать четыре.
— О, в таком случае… Я и не думал, что ты такая старая.
А мне вот уже сорок. Я в таком возрасте, что могу судить, что тебе полезно.
Думаю, тебе следует выходить.
— Ты говоришь совсем как дядя Джордж. — Разговор
забавлял ее.
— Постой, постой. Я все-таки не так стар.
— И он… в душе. Знаешь, в молодости он был настоящим
донжуаном. Ник улыбнулся.
— Видно по его глазам. Но не уходи от ответа. Как
насчет Нового года?
— Сначала ленч, а потом уж Новый год. — Она
посмотрела на него. — Знаешь, ты тоже мог бы быть донжуаном, если бы
постарался, а может быть, тебе и стараться не нужно было…
— Это не мой стиль. — Он сердито посмотрел на
нее. — Я имел в виду спокойный вечер двух старых друзей, для которых
наступили тяжелые времена и которые знают правила игры. Иначе что нам остается?
Мне сидеть в своем вшивом отеле, а тебе — дома с дядей? Мы могли бы пообедать у
Фэмоша или еще где-нибудь.
— Наверное, могли бы. — Она посмотрела на него, но
все еще не могла решиться. — Я действительно могу быть уверенной, что
ничего не произойдет? — Вопрос был поставлен прямо, и он посмотрел ей в
глаза.
— В такой мере, в какой ты этого хочешь сама. Я буду с
тобой честен. Я все еще люблю тебя, любил с тех пор, как мы с тобой
встретились, и, вероятно, буду любить всегда. Но я никогда не сделаю ничего,
что могло бы причинить тебе огорчения. Я понимаю твои чувства к Арману и уважаю
их. Я знаю, что такое допустимые границы. Это не «Довиль» и даже не
«Нормандия». Сейчас настоящая жизнь.
Она сказала, посмотрев на него:
— Тогда тоже все было настоящим. Он взял ее за руку.
— Я знаю. Но я всегда помнил, что будет потом, и уважал
твои желания. Теперь я свободен, а ты нет. Тут уж ничего не поделаешь. Мне
просто нравится быть с тобой. У нас ведь было больше, чем просто… — Он не мог
найти нужных слов, но она его поняла.
— Я знаю. — Она вздохнула и, улыбнувшись,
откинулась на спинку стула. — Как странно, что наши пути снова
пересеклись, не правда ли?
— Я предполагал, что ты так скажешь. Но мне нравится,
что они пересеклись. Я даже не надеялся, что снова увижу тебя, разве что
когда-нибудь поеду в Вашингтон и там случайно встречу на улице. А может быть,
лет через десять в Париже с Арманом…
Он пожалел, что произнес это имя. Ей опять стало больно.
— Лиана, он сделал выбор, трудный выбор, а ты осталась
в стороне. Ты больше ничего не можешь сделать. Ему не станет легче оттого, что
ты сидишь дома, сдерживая дыхание и убивая себя. Ты должна жить дальше.
— Я стараюсь. Поэтому я устроилась на работу в Красный
Крест.
— Я так и понял. Но ты должна заниматься еще чем-то.
— Думаю, что да.
В его словах была своя правда, но если она станет выходить,
то только с ним. Он понимал это. Кто знает, сколько времени он еще пробудет
здесь. Он может отплыть в любой день.
— Хорошо, мой друг. Я буду встречать с тобой Новый
сорок второй.
— Спасибо, мэм.
Он заплатил по счету и проводил ее на работу. День пролетел
мгновенно. Она была рада вернуться домой и увидеть Джорджа и девочек. Дядя
заметил выражение ее лица, но не сказал ни слова. Вечером она как бы между
прочим заметила, что на Новый год обедает с Ником.
— Это мило. Он уже хорошо изучил племянницу и не
решился сказать больше, но надеялся, что с «мальчиком Бернхамом» что-нибудь да
получится. Он уткнулся носом в книгу, а Лиана пошла наверх к девочкам. За
обедом о Нике не было сказано ни слова.
Лиана больше не упоминала о нем, но в канун Нового года
надела платье, которое купила четыре года назад во Франции, оно все еще было
красивым. Как и она сама. Дядя Джордж оглядел ее с довольным видом. Он тихонько
присвистнул, и она рассмеялась.
— Неплохо… совсем неплохо!
— Спасибо, сэр.
Это было платье с длинными рукавами и высоким воротником,
сшитое из черной шерсти и доходившее до пола. Сверху оно было обшито черным
бисером. На свои светлые, закрученные в узел волосы Лиана надела черную
шапочку, в уши — крошечные бриллиантовые клипсы. Наряд ее был прост, но
элегантен и благороден и очень шел ей. Когда появился Ник, он застыл от
изумления.
Некоторое время он стоял в прихожей и только смотрел на нее.
А потом присвистнул вслед за дядей Джорджем. Впервые за несколько лет она вновь
почувствовала себя женщиной, вызывающей восхищение. Это было приятно. Ник
поздоровался с Джорджем, а Лиана поцеловала дядю, пожелав ему спокойной ночи.
— Не возвращайся рано. Стыдно скрывать такое платье.
Покажись, чтобы все его видели.
— Я сделаю все, чтобы ее задержать. — Ник
подмигнул, и все трое рассмеялись. Дети уже легли. Ник увез Лиану в автомобиле,
взятом напрокат.
— Боюсь, я в своей форме не выгляжу и вполовину так
элегантно, как ты, Лиана.
— Хочешь поменяться?
Он засмеялся. Они приехали к Фэмонту в прекрасном настроении
Ник заказал столик в Венецианской гостиной. Подали шампанское, и они выпили
друг за друга. Новый год наступил еще до того, как Ник заказал креветки, икру,
а затем бифштексы. Это, конечно, были не те экзотические яства, которые
подавали на «Нормандии», но все это было очень вкусно. От вкусного угощения и
выпитого вина они развеселились. Перед десертом пошли танцевать. Ник давно не
чувствовал себя таким счастливым, Лиана тоже.
— Знаешь, с тобой легко. Я всегда это чувствовал. —
Это было первым, о чем Ник вспомнил в несчастливые дни с Хиллари. Он сказал об
этом сейчас, и Лиана улыбнулась. — Я и тогда это знал, но не мог оставить
Хиллари из-за Джонни.
Но все это было в прошлом году, а сейчас наступал новый. Ник
взглянул на часы.
— Ты задумала желание, Лиана?
— Нет. — Она радостно улыбнулась ему. — А ты?
— Я? Да.
— Что?
— Не быть убитым.
Он заглянул ей в глаза, и она ответила ему нежным взглядом.
Они вспомнили, что в любой момент он может уйти на войну, что такой обед лишь
случайность. Это заставило ее подумать о нем, об Армане и о тех, кто идет на
фронт. В зале было много людей в форме. К ночи Сан-Франциско становился городом
военных.