Они замолчали. Как давно это было… они не могли не вспомнить
об оккупации Парижа. Все еще трудно было поверить, что столица Франции в руках
захватчиков. Лиана подумала об Армане и его труднейшей миссии Она так боялась
за него и ни с кем не могла поделиться своими страхами Ни с кем. Даже Нику она
не имела права ничего рассказать.
Ник в свою очередь наблюдал за лицом Лианы, и ему
показалось, он понимает, что ее тревожит. Конечно же, она думает об Армане.
Лиана тем временем неотрывно смотрела на море Ник слегка коснулся ее руки.
— С ним будет все хорошо, Лиана. Он человек умный и
сможет за себя постоять.
Лиана кивнула, но ничего не ответила. Достаточно ли он умен,
чтобы обманывать немцев?
— Знаете, когда в прошлом году я посадил Джонни на этот
чертов пароход, я чуть не потерял сознание на причале, как только представил
себе, что их могут атаковать немецкие подлодки. Но доплыли они нормально, а
ведь воды тогда были не менее опасными, чем сейчас. — Он пристально
посмотрел Лиане в глаза.
— Даже окруженный немцами, Арман выживет. Он ведь всю
жизнь прослужил на дипломатической службе. Не знаю как, но теперь это должно
ему помочь.
«Не знаю как», — отдавалось эхом в ее ушах, — но
теперь это должно ему помочь. Не знаю как…"
Если бы он знал…
Она печально взглянула на Ника, и слезы закапали из ее глаз.
— Я хотела остаться с ним.
— Я не сомневаюсь, что вы хотели. Но вы уехали и
поступили мудро.
— У меня не было выхода. Арман на этом настаивал. Он
сказал, что я не имею права подвергать опасности жизни детей… — Ее голос
задрожал, как будто она больше не могла произнести ни слова.
Лиана отвернулась, чтобы Ник не видел ее слез, но вдруг
почувствовала, как он обнял ее тепло и по-братски. Так они и стояли на палубе:
он обнимал ее, а она плакала. Эта сцена стала обычной, даже если плакал
мужчина. У каждого за плечами были потери и расставания в объятой огнем Европе.
И Лиана чувствовала себя удивительно легко и естественно, плача в объятиях
Ника, человека, которого она едва знала, но с которым ее не раз сводила судьба
в самые трудные минуты жизни. И оттого им обоим казалось, что они знают друг
друга давным-давно. Их встречи всегда оказывались необычайными, и
обстоятельства способствовали откровенности. А может быть, дело было совсем в
другом? Но сейчас Лиана об этом не думала. Она просто стояла, полная
благодарности за теплоту и сочувствие. Он дал ей немного поплакать, а потом
легонько похлопал по спине.
— Пойдемте, пойдемте вниз. Выпьем по чашечке кофе.
В столовой всегда наготове стоял кофейник, доступный всем
желающим. Он служил как бы центром своеобразного клуба. Делать на корабле было
нечего, кроме как сидеть и разговаривать, гулять по палубам или сидеть в каюте,
пока другие спят или рассказывают свои бесконечные истории о войне. Никаких
развлечений на корабле не было. Несколько романов на полке в столовой исчезли с
появлением первых же пассажиров. Даже зигзагообразный курс очень скоро стал
наводить тоску. Трудно было отвлечься от собственных переживаний, когда целыми
днями видишь один и тот же пустой горизонт. Мысли неуклонно возвращались к
событиям последнего месяца, к людям, которые остались там… Лиана сидела в
столовой за пустым столом и старалась не плакать. Она вытерла глаза кружевным
платком, который на последний день рождения преподнесли ей дети, и посмотрела
на Ника, пытаясь улыбнуться.
— Простите меня.
— За что? За то, что вы человек? За то, что любите
своего мужа? Ну что вы, Лиана. Когда я посадил Джонни на «Аквитанию», я стоял
на причале и ревел, как ребенок.
Он все еще помнил докера, который похлопал его по плечу и
пробормотал несколько одобряющих слов. Хотя в тот момент ничто не могло помочь.
Так сиротливо, как тогда, Нику еще не приходилось себя чувствовать. Лиана
вопросительно смотрела на него. Вопрос так и вертелся на языке. Ведь Ник даже
не упомянул о Хиллари.
— Но вы говорили, что Хиллари тоже плыла вместе с
ним? — Лиана вдруг смутилась. Неужели он отправил ребенка одного? Но она
думала…
— Да… — Он решил рассказать ей все. — И Филипп
Маркхам тоже. Вы знаете, кто это? — Он говорил, глядя вниз, в свою чашку,
и когда снова поднял глаза на Лиану, они смотрели сурово и холодно. Рука,
державшая чашку с кофе, слегка дрожала.
— Я слышала это имя. — Об этом человеке в Париже
говорили немало, всегда связывая его имя с Хиллари. Но этого Лиана не
сказала. — Это какой-то известный по всему миру человек.
— Известный по всему миру бездельник. У моей жены
прекрасный вкус. Они провели все лето вместе на юге Франции.
— И вы знали, что они плывут на одном корабле?
Ник покачал головой.
— Я узнал об этом, когда они уже отчалили. Из списка
пассажиров.
Она не могла побороть искушение и не задать еще один вопрос:
— Для вас все это по-прежнему имеет значение, да, Ник?
Он уже привык к тому, что она задает такие откровенные
вопросы.
Он посмотрел на нее и снова подумал, какая гладкая у нее
кожа, и снова удивился, насколько две женщины могут отличаться друг от друга.
— Меня все это волнует не потому, что она моя жена. Это
я уже пережил. У меня не было возможности сказать вам об этом, но после нашего
разговора на «Нормандии» я на все стал смотреть другими глазами Думаю, она
зашла слишком далеко. И в Париже я махнул рукой на нее и на все, что она
делает. Меня куда больше волнует Джон. Если она и дальше будет продолжать в
таком же духе, то в один прекрасный день найдет себе подходящую пару и решит
уйти от меня. И заберет сына. До сих пор ее устраивало то, что она остается со
мной и развлекается направо и налево. Я дошел до предела, дальше я не смогу
этого выносить. — Ник на секунду замолчал, а потом сказал Лиане всю
правду: — Я боюсь… Я, черт возьми, ужасно боюсь потерять сына.
— Вы его не потеряете.
— Нет, могу. Она — мать. Если мы разведемся, она будет
делать все, что ей заблагорассудится. Может, например, уехать к черту на рога в
Тимбукту, и что тогда? Я буду видеть его раз в году по две недели?
Он часто задумывался над этой чудовищной перспективой,
особенно в последнее время. Молчание Хиллари говорило само за себя — за полгода
все изменилось. Раньше она еще считала, что обязана как-то отчитываться перед
ним. Но после первой телеграммы он не получил от нее ни строчки, ни слова, ни
звука.
— Не думаю, что мальчик для нее так много
значит, — обеспокоенно сказала Лиана, сочувствуя Нику.
— Нет конечно. Для нее имеет значение только то, что
скажут люди. Если она от него откажется, о ней будут говорить, скажут что-то
плохое. Она оставит его при себе, но будет держать под присмотром няни, пока
сама развлекается. Когда она уехала в Канны с Филиппом Маркхамом, она ведь
почти не звонила ему.