Камилла замерла. Очарование мелодии куда исчезло.
—Я закричу,— прохрипела она неожиданно чужим голосом. Попятилась.
—Кричи. Обожаю, когда девчонки кричат,— легко согласился незнакомец.
Встал. Девочка открыла рот, но не смогла издать ни звука. Лицо парня вытянулось, потемнело, сверкнули клыки. Серебряной тенью к ней метнулся огромный волк с глазами, пылающими зелёным холодным светом.
—Стой! Во имя бездны — стой!
Волк приземлился так близко, что Камилла почувствовала его дыхание на своём лице. Обернулся в сторону крика. Дёрнул мохнатым ухом.
—Привет, Елена. Ты решила помешать моему ужину? Не лучшая идея.
—Волки не разговаривают,— пролепетала девочка, зажмурившись.— Это сон! Это всё сон!
—Вот так и стой, вкусняшка.
—Пёс, умоляю, оставь мне моё дитя!
«О ком это она?» — стуча зубами думала Камилла. Мысли путались, мешались в голове. Она снова попятилась, и волк вдруг опрокинул её на землю, поставил лапу на живот, прижимая.
—Дитя? Это — тоже твой ребёнок? Не слишком ли их у тебя много для феи?
—Это — моё единственное дитя. Прошу тебя… Я дам кое-что взамен.
—И что же? Здесь, лишённая магии, красоты и вечности, что ты мне можешь предложить?
—Тайну. Оставь моей девочке жизнь, и я расскажу тебе то, что ты не знаешь. Тайны дорого стоят.
Кто-то с незнакомым старческим голосом подошёл совсем близко. Вклинился между Камиллой и волком, отодвигая волка. Обнял, помогая подняться. Но девочка не решалась открыть глаз.
—Смотря какие,— разумно заметил хищник.
—Любые тайны Румпеля стоят дороже золота. Разве не так?
—Возможно. И что за тайну ты хочешь мне предложить, милая?
—Тайну осени.
«Я брежу,— твердила Камилла сама себе, сотрясаясь от ужаса.— Это всё мне снится! Это нереально. Этого не может быть». Волк колебался. Девочке казалось, что она сейчас рухнет замертво, прямо здесь, на задворках, у самой решётки, в двадцати метрах об безлюдной дороги. Но почему-то ноги всё ещё держали добычу.
—Хорошо,— наконец согласился монстр.— Жизнь в обмен на тайну. Камилла, душа моя, запомни: если ты завтра не пойдёшь в полицию, не напишешь там всё, как было на самом деле в грязном деле с изнасилованием твоей одноклассницы, я всё же тебя съем. И жевать буду медленно и сладко, начиная с пальчиков. Ни одна охрана не сможет мне помешать, поверь. Единственное спасение для тебя — колония несовершеннолетних. Там я тебя не трону. А сейчас иди домой, зайчонок. И не оглядывайся.
И Камилла, спотыкаясь, не открывая глаз, развернулась и побрела обратно. А затем побежала.
Ворвалась домой, сбросила кроссовки, шмыгнула в свою комнату, запрела дверь, закрыла окно. Села на постель и уставилась в зеркало. В нём сидела темноволосая девочка с круглыми широко распахнутыми от ужаса глазами. Бледная-бледная. С пляшущими губами.
—Это был кошмар,— пролепетала Камилла.— Я заснула, и мне всё приснилось…
Её отражение спрыгнуло с кровати, подошло к зеркальной поверхности, ухмыльнулось, сверкнув крупными острыми зубами.
—Не думаю, мон ами,— шепнуло, подмигнув.
* * *
Германа не арестовали. Нас подробно допросили о произошедшем и отпустили. На обратном пути Герман созвонился с отцом. Мне было странно слышать насколько чужим стал голос мужчины.
—Извини, что так рано,— холодно поздоровался сын.— Нет, не передумал. Нет, не из-за Веры. Насчёт Артёма. Он в реанимации. Отвезли на скорой. На токсикологическое.
Я мягко взяла его ладонь, устало привалилась к плечу. Светало. В машине было тепло и уютно. Кот вёл уверено, как будто родился с рулём в руках. Тускло мигали светофоры. Фонари всё ещё светили на дорогу, но их свет мешался с утренним.
—Да. Снова. Нет, дело не в ней. Потом объясню. Пап, насколько я понял, в срыве Артёма как-то поучаствовал твой старый друг. Да, Петрович. Он пришёл ко мне и заявил, что Тёма сорвался. Да, это связано с делом Виталика. Давай встретимся часов через пять: я вторую ночь не сплю. Потом расскажу…
Но очевидно Павел-не-знаю-отчества не успокоился, и Герману пришлось рассказывать вкратце всю историю. До меня доносился густой, рокочущий голос его отца, но слов я не слышала. Разговор всё ещё продолжался, когда мы приехали. Только минут через десять Герман отключил телефон, выдохнул устало:
—Кот, забирай Мари, а я поехал домой.
—Рехнулся?— дружелюбно поинтересовался Бертран.— В таком состоянии? Я тебе постелю на кухне. У нас есть раскладушка. Пошли.
Прошло ещё с полчаса, пока мы устраивались, и наконец я рухнула на раскладной диван. Надо будет посмотреть его конструкцию… Классная такая идея… С этой мыслью я отключилась.
Когда я проснулась, то поняла, что очень хочу пить. Губы пересохли, в горло словно кто-то насыпал песок. В комнате было темно: оконные шторы практически не пропускали свет. Я поднялась, встала, выползла в коридор, всё ещё досыпая находу. Проползла на кухню, споткнулась обо что-то и упала. Меня удержали.
—Кто тут?— пробормотала я, протянула руку.
—Мари?— удивился Герман.
Моя рука натолкнулась на его лицо.
—Ой. Извини, я хотела пить и совсем забыла, что ты тут.
Тут я поняла, что практически лежу на нём и села. Он тоже. Встал, прошёл к выключателю, зажёг свет. Мне было неловко.
—Я тебя разбудила?
—Да, но это хорошо. Нужно много всего решить…
Он запнулся, и мы уставились друг на друга, застыв.
Нет, я, конечно, видела немало обнажённых мужчин. Ничего принципиально нового, но… Понимаете, есть разница между анатомическим атласом, скульптурой и живым человеком. Я сглотнула. Конечно, наиболее анатомические подробности были спрятаны в трусах, но… Герман выключил свет.
Ну и зря. Было интересно.
—Извини, я забыл, что…
—Вот это, у тебя на животе, это и есть то, что называют кубиками?— живо заинтересовалась я.— А можно потрогать? Они правда твёрдые? И, кстати, почему кубики, если они не прямоугольной формы?
Встала и подошла к нему.
—Я думал, ты смутишься,— мягко, но немного сипло заметил Герман.
Прислушавшись к своим чувствам, я призналась:
—Нет, ну смущение у меня есть. Полагаю, оно вполне естественно для этой ситуации. Но видишь ли, я как раз читаю учебник по анатомии… Это то, что у нас было бы немыслимо. Равно, как и обнажённое тело. А статуи…
—То есть, включить свет?
—Да, если можно. А дотронуться разрешишь? Вот эти вены и жилы…
Как же хорошо иметь дело с человеком, который настолько понимает тебя и твой научный интерес!