Или, если посмотреть на это чуть по-другому — зайди сейчас сюда кто-то из персонала, а может и сама директор, как я выгляжу со стороны?! Что тут можно сказать в свое оправдание? Пришла поздним вечером в детдом и стою, обнимаюсь с мальчиком за закрытой дверью. Детдомовцы, оказывается, бывают удивительно солидарны — к нам в комнату никто не стучит и не заглядывает.
Волнуясь, я поспешно кладу свои руки поверх его рук, останавливая.
—Ты че творишь, Зимин?!— делаю слабую попытку освободиться, схватившись за его твердые, теплые пальцы в стремлении оторвать от себя,— это что такое…
—Училку выключи,— просит он. И добавляет,— пожалуйста…
Зимин больше ничего не делает. Но и не выпускает меня из своего медвежьего захвата. Наклоняется, касаясь горячими губами кожи моего лица и опаляя горьковатым мятным дыханием. Жарко целует в щеку. Я снова вся цепенею от нахлынувших чувств и эмоций.
—Не бойся!— тихо приказывает.
Глядит на меня как зачарованный. Я и сама почему-то просто стою, ожидая, что будет дальше. Не понятно, как он это делает, но на какие-то мгновения словно подчиняет меня себе. Мне совсем не хочется сопротивляться. Мы не целуемся, просто находимся рядом, все еще держась друг за друга. Но, я как будто растворяюсь в нем сейчас так же, как и он, вдыхающий мой запах, во мне. По телу прокатывается волна мурашек, когда Зимин так же резко отступает от меня первым. Убирает руки.
—Все, я уже отпустил тебя,— легонько толкает. Выхожу из ступора.
—Что, так понравилось?!— он делает паузу. Хищно ухмыляется,— обниматься…
—Ну, ты и псих, Зимин!— вырывается у меня. Немедленно разворачиваюсь и пулей вылетаю из комнаты.
Перевожу дух только на крыльце детдома. Уходя, оглядываюсь и вижу в окнах любопытствующие детские мордашки. В потемках добираюсь до школы. Нахожу оставленный класс и свои вещи, машинально закрываю его на ключ. Затем иду в учительскую за верхней одеждой, чтобы, наконец, в растрепанных чувствах покинуть территорию детдома.
Глава 12 Котёнок
Несмотря на дикую загруженность последующих дней, связанную с подготовкой к проведению в школе ЕГЭ — единого государственного экзамена по русскому языку, я много думаю о Даниле Зимине.
Во мне борются очень противоречивые чувства. Он уже давно не посещает мои уроки, а я запретила себе чувствовать вину за это. Никакого общения между нами теперь просто нет. Естественно, будет жаль, если Зимин покажет плохой уровень знаний на ЕГЭ, но это его выбор.
Мне известно, что он продолжает выдавать в медийное пространство треки, как горячие пирожки, покоряя вершины и рейтинги каких-то там хит-парадов. Но не особо слежу за этим — некогда.
Еще, мне не даёт покоя мысль о той странной девочке, Ане Маркиной! Это стало страшным для меня из-за одной ситуации, после которой кажется, что я, может быть, схожу с ума.
Дело в том, что однажды, на днях, я решилась и подловила в одном из коридоров Татьяну Ивановну, чтобы задать ей вопрос об этой девочке. В учительской завуч обычно очень занята, да еще и постоянно присутствуют другие учителя.
От ее ответа меня мороз продрал по коже — двенадцатилетняя Аня Маркина умерла в прошлом году. Завуч ответила коротко, без подробностей. Да они и не нужны, иначе я сойду с ума уже точно. Мне тогда даже стало нехорошо.
Могла ли я видеть призрак в тот злополучный день?! И не придёт ли он ко мне ещё раз? Если да, то боюсь, что просто хлопнусь в обморок от ужаса. Я вообще трусиха, а тут такое! Впервые в жизни.
Одно время мне очень хотелось рассказать о ней дяде Ване. Он-то, в отличие от меня, реалист и прагматик. Но, я то никак не могла застать его на рабочем месте, а разговор не телефонный, то потом просто стало как-то не до того.
И вот, только-только я пытаюсь взять себя в руки и начать работать спокойно, как ещё тот рыжий хам из выпускного класса активизировался! Тот самый, которого когда-то на первом моем уроке так хорошо осадил Зимин.
Теперь он почти на каждом занятии норовит поддеть меня при одноклассниках. Мелет какую-то чушь на тему того, что я якобы когда-то дала надежду Зимину на отношения, а потом «кинула».
Спустя пару недель подобного троллинга, я поняла, что очень устала от этого идиота. Хотя знаю, что шила в мешке не утаишь — Зимин действительно вел себя по отношению ко мне весьма недвусмысленно. В таких небольших и закрытых коллективах, как школа или детдом, подобное помнят долго.
В день ЕГЭ по русскому я, вконец измаявшаяся, вдруг увидела его в числе явившихся на экзамен. Это стало хотя бы небольшим облегчением его участи — если бы он «просквозил» такой важный экзамен, ему бы точно не простили. Даже результаты не так важны, как сам факт присутствия.
Обстановка в школе в тот день предусматривалась как особо торжественная. В огромном и холодном спортивном зале для одного маленького по численности класса зачем-то выставили парты, стулья и накрытый белой скатертью длиннющий стол.
Стол, само собой, предназначен для экзаменационной комиссии. Увенчивает его неуместная и громоздкая хрустальная ваза с красными розами. Но всем учителям эта обстановка нравится, или же они делают вид.
Войдя, я только мельком взглянула на небрежно развалившегося за партой, одетого в черную толстовку с кислотно-ярким принтом Зимина. Он же, не стесняясь, начинает «поедать» меня глазами. Ведет себя так, как будто мы здесь одни.
Жаль, что Зимин не подозревает о моей задумке попытаться хоть как-нибудь, незаметно подсказать ему по тестам.Теперь этот план точно провален.
Не выдержав игру «в гляделки» первой и боясь быть замеченной в таком пристальном внимании ко мне со стороны ученика другими членами экзаменационной комиссии, я позорно сбегаю из зала под предлогом принести еще ручек и чистой бумаги из учительской. Не хватало еще, чтобы подумали, что мы с ним в сговоре!
В учительскую я все же захожу, и несколько минут просто стою у окна. Наблюдаю издалека за младшей школьной группой во дворе детдома. Оборачиваюсь из-за странного ощущения, как будто на меня кто-то смотрит. В проёме открытой двери стоит Зимин.
—Ты что тут делаешь?!— вздрагиваю.
—Я думал, ты хотела поговорить,— откликается он, запросто заходя в учительскую. Феерическая наглость.
—Я? С чего вдруг?
—Ну, ты посмотрела… на меня… и ушла,— неторопливо объясняет.
—Потому что ты пялился на меня как ненормальный,— перехожу на сердитый шепот,— а я тебе подсказать хотела, между прочим. Как тебя отпустили?
—А я уже закончил,— он улыбается,— и сдал работу.
Смотрю на него в удивлении, на такого спокойного и безмятежного. Конечно, что ему уже этот интернат? Сегодня все ученики здесь в блузках и светлых рубашечках, хоть и в казенных, страшненьких. А он один как вечный анархист, в черных джинсах и в такой вызывающей черной толстовке с капюшоном.