–Извините, сударь?
Кейл заставил себя вернуться обратно в тело и обнаружил, что на него пристально смотрит юная женщина. Красивые глаза, подумал он. Добрые.
На ней был такой же серый студенческий халат, что и на всех остальных, однако надетый поверх красного, великолепно украшенного платья. Или, может, униформы. Или того и другого.
–Простите – да?
Она выглядела смущенной.
–Простите за беспокойство, но меня попросили отвести вас в кабинет заместителя священника Фушэня, если это удобно.
«Если это удобно» по-нарански означало «сию же минуту».
Кейл со вздохом заметил, что некоторые из его учеников теперь сосредоточились на красивом лице девушки либо тонких изгибах ее тела под платьем, а не на травинках или своем дыхании. От мальчишек другого и ждать не приходится, решил он.
–Сейчас меня устраивает, благодарю. Сударыня?..
Она поклонилась:
–Ли-йен.
Он поднялся и ответил на поклон, затем взглянул на дюжину своих учеников:
–На сегодня это всё. Увидимся завтра.
Они встали и откланялись; кое-кто не слишком сдержанно лыбился и подмигивал.
Кейл вместе с Ли-йен шел к арке из резного камня, ведущей в Северную секцию Нандзу. Он чувствовал на себе взгляды заводилы c приятелями, но оставил без внимания, стараясь полностью вернуть свои чувства к настоящему и внешнему и стряхнуть затяжное ощущение потусторонности, которое всегда вызывали у него «прогулки» вне тела.
–Вы с ними что, молились?– спросила его провожатая явно натянуто, как человек, обязанный поддерживать беседу.
–Нет,– ответил Кейл, чувствуя себя свободным от подобной принужденности. Но после пары неловких мгновений он решил, что не хочет смущать ее.– Это называется медитацией. Это… способ успокоить и дисциплинировать ум.
Она кивнула и вежливо улыбнулась. Они миновали многочисленные заведения, рассчитанные на богатых приезжих студентов,– лавки с безделушками, таверны, салоны «мастеров красоты» ипрелестных девиц-массажисток. Были здесь переписчики книг и носильщики сумок, репетиторы всех мастей. Все четыре квартала Нандзу сами по себе напоминали небольшие города, изобилующие людьми и торговлей. Кейл чувствовал, что девушке становится все более неуютно с каждой секундой молчания, несмотря на движуху вокруг них.
–Что вы изучаете?– спросил он, надеясь ее успокоить, но Ли-йен густо покраснела.
–Я имею честь проходить испытания для Первой Кафедры,– сказала она,– а вы?
Кейл пожал плечами. Он понятия не имел, что означает «Первая Кафедра». Он слышал, что существует иерархия и разные категории обучения, но в чем они состоят, не имел понятия.
–Думаю, для пришлых все устроено иначе.– Он знал это лишь потому, что ему сказал Оско.– Мне назначат вступительное испытание и примут решение, так что я готовлюсь ко всем путям.
–О,– сказала она, будто не знала, как это делается, или ей было плевать.– Ваш наранский очень хорош,– добавила она в спешке.
Он улыбнулся и поблагодарил ее, придержав перед ней дверь в храм. Ее аромат поразил его, как удар под дых. Какой-то фрукт, определил Кейл, с ноткой ванили.
Тщательно выстроенную в его уме плотину прорвало, когда нахлынули воспоминания о Лани. Сперва ее улыбка с кокетливо изогнутой бровью, ее заразительный смех. Затем она нагая в темноте, когда они предавались любви, освещаемая только вспышками молний.
Иногда, воображая эту сцену, как сейчас, он видел не себя. А Тейна. Его руки скользят по ее телу, ее лицо искажается в экстазе, и она кричит… Кейл сжал кулаки и поборол беспомощность и ярость, отчаянно пытаясь заменить их любовью и прощением, которые иногда испытывал,– надеждой на то, что они оба счастливы и наслаждаются жизнью, которой достойны. Это никогда не срабатывало.
–Все нормально?
Судя по всему, он остановился, и Ли-йен смотрела на него.
–Я в порядке.
Не медля, он зашагал к священнику.
38
Принц Ратама, добро пожаловать.
Заместитель священника Фушэнь, очкастый невысокий человек, больше походил на владельца лавки, чем на святого мужа. Он помахал Ли-йен, которая, поклонившись, попятилась и без лишних слов закрыла дверь.
–Могу я предложить вам выпить? Я слышал, вы очень хорошо говорите на нашем языке, но проси`те меня остановиться, если чего-то не поймете.
–Спасибо, сударь. Я не хочу пить, и я вас понял.
Мужчина опустил голову достаточно низко, чтобы это сошло за поклон, и продолжал светскую беседу в течение утомительно долгого времени. Подлинно наранская привычка.
Выяснив, по душе ли Кейлу его комната, постель, учителя, друзья, погода и так далее, он наконец создал достаточный уровень комфорта, чтобы объявить причину, по которой они здесь. Кейл почти возликовал.
–Как вы знаете,– начал он (явный признак плохого убеждателя),– Император преисполнен решимости научить друзей и союзников нашим обычаям и поделиться нашими знаниями о мире, дабы мы все могли процветать сообща.
Ой, не тяни резину, чувак.
–В духе взаимоуважения мы здесь, в Храме Академии, хотели бы предложить вам невероятную возможность принять участие в нашей программе посвящения. То есть – научить вас мудрости Жу, всеведущего Бога, дабы вы могли однажды – если захотите – стать рукоположенным представителем духовенства.
Кейл подавил стон при мысли о новом «религиозном просвещении» ичуть не спросил: «Возможность для кого?» Но ему было известно, какая это привилегия,– больше того, насколько это нечестно в отношении огромного числа подданных, ежегодно борющихся за этот самый шанс и терпящих неудачу.
–Почту за честь,– сказал он с легким наклоном головы. Фушэнь улыбнулся и покачал головой, как будто просто вежливо слушал.
–В смысле, я согласен,– вновь попытался Кейл и подождал. Мужик чуть не свалился с кресла.
–Прошу прощения, вы согласны! Конечно, вы согласны! Я очень рад это слышать, мой юный принц. И позвольте сказать, что это красноречиво свидетельствует об открытости вашего народа и культуры, не говоря уже о вашей собственной щедрой душе.
–Вы слишком добры. Мне это в радость.
–Я уверен, что вам здесь будет очень уютно и сытно.
–Уверен, так и будет.
–Ваша семья будет очень гордиться вами и получит огромную пользу от вашей новообретенной мудрости.
–Да, я надеюсь.
И так продолжалось дольше, чем Кейл мог себе вообразить. Годы жизни во дворце показались каким-то бесполезным опытом, совершенно недостаточным для побега.
Когда он, наконец, встал и покинул комнату – не благодаря собственному остроумию,– поклонившись в третий или четвертый раз, Кейл привалился спиной к двери с другой стороны, закрыл глаза и произнес череду самых грубых ругательств, которые знал. Он выдохнул и открыл глаза. И уставился прямо в глаза Ли-йен.