–Я, может, и оссанец,– ответил Идриан,– но Кастора – мой друг.– Он пристально посмотрел на женщину.– Тинни, да? И… Геб? Вы из заводского гарнизона. Мы встречались, когда я приезжал подлечить свой глаз.
–Баран запомнил мое имя!– громко прошептала Тинни Гебу и разинула рот от изумления.
Демир прикрыл свои губы рукой, пряча улыбку. Значит, выдать себя за стеклодела из Грента не получится. Что ж, так даже легче.
–Кастора?– тихо напомнил он.
Из парочки как будто выпустили воздух. Геб сказал:
–Извини, Баран. Он ранен. Тяжело. Гарнизон получил приказ отходить в город, но мастеру уже не помог бы даже лучший годглас. Он умирает. Вряд ли доживет до утра. Мы с Тинни вызвались побыть с ним до конца. Это самое малое, чем мы можем ему отплатить, ведь он столько лет был добр к нам.
Демир окинул взглядом помещение у них за спиной и в неверном свете пламени разглядел самодельную койку с грудой одеял. Из-под них торчали окровавленные бинты – значит человек лежал где-то в этой куче. Демир оттолкнул солдат, подбежал к лежащему и упал перед ним на колени. Он встречался с Касторой давным-давно и теперь не узнал доброго, осунувшегося лица. Под полуприкрытыми веками виднелись страдальческие глаза, уставившиеся на Демира. Тот несколько мгновений смотрел на Кастору, потом опустил взгляд на окровавленные одеяла. Он не был хирургом, но по состоянию грудной клетки раненого понял: Кастору проткнули штыком, причем с силой и, может быть, не один раз.
–Мастер Кастора?– позвал он.
Старик разомкнул губы. В зубах он держал два кусочка стекла: милкглас и курглас – обезболивающее и лечебное. Раздвинув их языком, он пробормотал:
–Кто ты?
–Я Демир Граппо. Сын Адрианы.
–Она прислала тебя на помощь, да?– Говорил он медленно, но на удивление связно для человека, стоявшего на пороге смерти. Видимо, милкглас был его собственного изготовления.– Что же ты так поздно, Принц-Молния?
Демир вздрогнул, услышав свое старое прозвище. Откуда мастер знает его? Он повернулся и знаком подозвал Идриана. Пробивник что-то тихо сказал солдатам и подошел к постели Касторы.
–Идриан, и ты здесь? Стекло тебя покорябай, где ж вы были сегодня утром?
–Простите, господин,– тихо сказал Идриан.– Я бы пришел, если бы знал.
–Конечно, конечно.– Взгляд Касторы вновь обратился к Демиру.– Ну а у тебя какое оправдание?
–Оправдание?– Демир прищурился было, но вовремя вспомнил, что говорит с умирающим.– Мое оправдание в том, что я только вчера вернулся из провинции. Мою мать убили, а ее смерть сделали предлогом для этой войны, и все, что у меня осталось от нее,– записка, в которой она предлагает мне немедленно поговорить с вами.
Кастора долго смотрел на него молча.
–Это хорошее оправдание,– наконец признал он.– Что случилось с Адрианой?
Демир видел в глазах старика близкую смерть. Да, его вот-вот не станет, и с этим ничего не поделаешь. Как ни хотелось ему получить ответы на свои вопросы, он сдержался и рассказал о смерти матери, о начале случившейся из-за этого войны – настолько подробно, насколько позволяло состояние мастера. Закончив, он услышал невнятное бормотание Касторы и подался вперед.
–Они не могли знать, что мы задумали, верно? Нет. Не может быть. Никто не знал. Вряд ли это связано. Но это признание и война. Слишком вовремя. Это…– Он умолк, уставившись на лицо Демира.– Прототип. Он…– Кастора попытался показать куда-то.– Сгорел.
–Какой прототип?– спросил Демир, чувствуя, как у него перехватывает дыхание.
Вот она – причина, по которой его мать стала партнером Касторы. Новое открытие в стеклоделии? Новый сорт годгласа? Он положил руку на плечо Касторе, надеясь, что прикосновение поможет старику сосредоточиться.
–Адриана не рассказывала тебе?
Демир почувствовал укол совести. Если бы он жил здесь, рядом с матерью, то знал бы, что происходит. Будь он рядом, ее, может, не убили бы.
–У нее не было такой возможности.
–Ах да. Ты же блудный сын. Так ты ничего не знаешь?
Эти слова были полны отчаяния и насмешки.
–Тебе придется объяснить мне все,– ответил Демир, стараясь, чтобы его голос не звучал язвительно.
Кастора судорожно вздохнул:
–Нужно столько сказать, а времени так мало. С чего же начать?– Он повысил голос.– Тинни, Геб, оставьте нас, пожалуйста.
Солдаты молча развернулись и вышли, оставив Кастору наедине с гостями. Взглянув на Идриана, Демир заметил, что пробивник крайне смущен, и удивился – можно подумать, тот впервые в жизни видит умирающего. Идриан сказал:
–Я тоже пойду. Вы будете обсуждать деловые вопросы, а я всего лишь солдат.
–Нет!– возразил Кастора.– Это моя предсмертная исповедь, и я не хочу исповедоваться перед незнакомцем. Ты останешься здесь, Идриан, хотя бы для того, чтобы я отплатил тебе за твою доброту.
Идриан, которому было явно не по себе, все же остался, поднеся ладонь к своему стеклянному глазу и слегка надавив на него. Демир взял Кастору за руку и почувствовал, что испачкал пальцы в крови.
–Скажи нам все, что нужно.– Но Кастора молча смотрел в потолок, и Демир, испугавшись, что старик вот-вот потеряет сознание, нетерпеливо встряхнул его.– Ну! Говори же!
–Слишком многое,– прошелестел Кастора еле слышно. И добавил уже более твердым голосом:– Зольный песок на исходе.
Демир усмехнулся. Он не мог сдержаться. Это незамысловатое утверждение показалось ему одновременно и верным – в конце концов, песок всего лишь ресурс и, стало быть, конечен, как всякий ресурс,– и нелепым.
–Не может быть. В мире тысячи шахт и карьеров. Они производят так много…– Серьезный взгляд старого мастера заставил его умолкнуть.– Объясни.
–Эти шахты,– сказал Кастора,– пусты или почти пусты. Все государства уже истощили свои запасы. Производство падает, цены растут. При нынешних темпах потребления люди всего через полгода не смогут покупать стекло. А еще через несколько лет оно будет доступно лишь богатейшим семьям-гильдиям и королям.
Демир повернулся к Идриану. Лицо пробивника оставалось непроницаемым, но его единственный глаз блестел. Возможно, от страха. Неудивительно. Без зольного песка нельзя сделать годглас, от которого зависит все на свете. Если Кастора прав, речь идет о конце не только сырья, но и самой магии. А без нее цивилизация рухнет, как и без пороха, печатных станков или водяных колес.
Этого не может быть. Разум Демира восставал против услышанного, но перед ним лежал один из величайших стеклоделов и знатоков стекла, клявшийся перед смертью, что это правда. Демир вдруг вспомнил свои последние дни в провинции, когда он не мог купить ни кусочка дешевого скайгласа. До этого он долго искал витглас, а еще раньше поражался тому, как подорожал форджглас. Тогда он объяснял это перебоями в поставках, которые нередко случались в бедных областях империи, но теперь понял, что причина могла быть в другом.