Я засмеялся, чтобы не разрыдаться.
–Так и есть. Спасибо, что поделилась умными мыслями.
–Умными мыслями? Скорее уж разочарованием. В любом случае, можешь рассчитывать на мою поддержку во всем, что поможет нашему народу, а особенно если это поможет Дишиве. Мы ведь отправимся в Когахейру, когда все закончится?
–Не знаю, что думает об этом заклинательница Эзма, но таковы планы императрицы. И мои.
–И она будет их придерживаться, чем бы ни закончилась сегодняшняя засада?
–Она хочет сместить Гидеона и затем сосредоточиться на остатках чилтейской и кисианской угрозы.
Лашак пренебрежительно отмахнулась.
–Не надо объяснять мне всю эту сложную политическую чушь. Я стояла в тронном зале Гидеона и слушала, как все эти лорды спорят и волком смотрят друг на друга, как толпятся вокруг него в надежде заслужить благосклонность. Точнее, так было, пока Лео не стал его единственным советником.
Я уже собирался уйти, но ее слова меня остановили.
–Как он? Гидеон.
Она снова наклонила голову и прищурилась.
–Стал другим. Упрямым. Я не знаю. Иногда он все тот же, а порой я смотрю на него и больше не вижу левантийца. Как будто целая вечность прошла с тех пор, как мы короновали его, полные надежд на что-то великое.
Я столько хотел спросить. Хотел узнать, здоров ли он, говорил ли хоть раз обо мне, знает ли о Сетте, но времени не было, да и что мне было делать с ответами? Сейчас достаточно того, что он жив.
На исходе часа множество групп потянулось к воротам, но министра Мансина и императрицу я нашел внутри, Тор болтался поблизости.
–Скажи им, что мы готовы выступать,– сказал я.
Тор передал мои слова, и с коротким кивком императрица зашагала прочь, выкрикивая приказы, как будто меня и не существовало.
–Помните, что Бахайн нужен нам живым,– сказал Мансин, но не стал дожидаться ответа и последовал за императрицей.
Вокруг нас напряженный гул превратился в шквал шагов и разговоров. Все, кто еще оставался внутри, направились к дверям. Я хотел пойти следом, но Тор схватил меня за руку.
–Я… я слышал, ты учился на заклинателя лошадей.
–Неужели?
Меня удивило, что Эзма кому-то рассказала, не говоря о том, что известия дошли до Тора.
–Как это было?
Я ожидал, что он спросит, почему я не закончил обучение, но ответ был бы таким же. Я вспомнил о роще, о гулких камнях старого святилища, о холоде пола, тишине и одиночестве. Отчаянном, душераздирающем одиночестве. Приходилось не просто учиться, работать, молиться и снова учиться каждый день без всякого продыху, но и делать это… ни для кого. Теоретически когда-нибудь в будущем я стал бы заклинателем, и левантийцы из самых разных гуртов просили бы у меня совета, но в тот момент у меня не было гурта, ради которого стоило стараться. Только заклинатель Джиннит и его недовольное лицо.
–Это было… одиноко,– ответил я, жалея, что не смог подобрать подходящего слова и передать всю глубину своих чувств. Заклинатель лошадей, всегда в стороне, не принадлежит ни к одному гурту, не любит и не любим, не хранит верность ничему, кроме своих обязанностей, ни за что не сражается и ни к чему не стремится, просто вечный памятник ценностям левантийцев.– По-настоящему одиноко.
Тор кивнул, обдумывая услышанное. Понимая, что сейчас последуют новые вопросы, я порадовался нехватке времени.
–Побереги себя, ладно?– сказал я и приготовился присоединиться к своей группе солдат.
Он посмотрел на меня своим особым взглядом, отчасти хмурым, отчасти оценивающим.
–Да, не переживай. Я позабочусь о твоей императрице. Ты только не облажайся, ладно?
Я почти смирился с его привычкой огрызаться и просто пожал плечами.
–В случае чего всегда можешь сбежать через тот водосток.
Он фыркнул от смеха, не в силах подавить ухмылку.
–Да пошел ты.– В его тоне чувствовалась тщательно скрываемая симпатия.– Иди уже.
Он повернулся, чтобы пойти к императрице. Сабли висели у его бедра, и пусть он не был посвящен, все же Тор казался воином, которым так хотел быть. Времени сказать ему об этом не было, его не осталось уже ни на что, кроме как поспешить во двор, где взволнованно гудели левантийцы и кисианцы. Министр Мансин обходил группы с проверкой, клал руки на плечи и ободряюще кивал. Моя группа ждала у ворот. Командир кисианцев, капитан Кофи, кивнул в знак приветствия. Амун сложил кулаки в приветственном жесте.
–Капитан.
–Готовы?– спросил я, когда ворота медленно распахнулись.
Амун кивнул.
–Примешь командование, если меня ранят или… убьют.
–Ладно, если пообещаешь не раниться и не убиваться.
Я рассмеялся, тронутый скрытой под шуткой искренностью. Возможно, Амун не хотел терять меня, не хотел брать на себя командование, но, по крайней мере, он на это способен. Гурт Торинов изучал эккафо с самого детства, звукам, движениям и преданию учили с помощью танца.
Когда мы единой группой, несмотря на различия, проходили в ворота замка, я вспомнил, как впервые услышал о нем. Я был слишком мал, чтобы присоединиться к Гидеону и другим детям на уроке, поэтому мама отвела меня в сторону от лагеря и усадила в траву, царапающую сухими кончиками в конце летней засухи.
–Секрет эккафо заключается в его истории,– сказала она.– Каждый играет роль, но только одну. Нельзя играть больше одной роли, ведь ты не можешь быть несколькими людьми одновременно. Все начинается с совы оку. Она покидает гнездо на востоке и летит на запад. Ты помнишь, где восток, а где запад?
Я посмотрел на заходящее солнце и показал. Мамина улыбка согревала меня изнутри.
–И пока оку летит, она поет вот так,– мама изобразила ее крик, громко и ясно, я уже слышал, как это делали другие дети.– Попробуй.
Спустя несколько неудачных попыток и разочарованного топота ногами я наконец-то добился чего-то похожего и побежал на запад.
–Полет совы оку пугает мышь,– мама издала высокую трель, не совсем похожую на мышиную. А я так хотел присоединиться к остальным, что стал практиковаться и в этом звуке.– Мышь бежит в укрытие в южной точке круга. Ты знаешь, где это?
Она снова улыбнулась, когда я дал правильный ответ.
–Бегущая мышь будит песчаного кота,– продолжила она, сопроводив слова еще одним звуком и новым направлением, на этот раз с юго-востока на запад, и я пообещал себе запомнить это.
Три зверя – это просто. Только вот их оказалось не три, а двадцать семь. Число выглядело непомерно огромным.
–Не волнуйся, Рах,– сказала мама.– Ты не должен запоминать всех сразу. Я тебе помогу.
Мы вместе метались по траве, и каждый крик животного становился песней на устах моей матери. Наверное, мы выглядели смешно, пытаясь быть всеми животными сразу, но я чувствовал, что у меня все получается, что я – часть гурта, и был счастлив.