Некоторое время мы стояли молча, окруженные шепотом придворных. Мне хотелось поговорить с Лашак об Эзме, о том, что случилось в Когахейре, и о том, как все могло рухнуть от одного неосторожного слова, но Нуру перевела бы все это Сичи, и поэтому я не раскрыл рта.
Дверь отворилась, и болтовня стихла. В зал вышла Эзма, и без того высокая в своей костяной короне, но казавшаяся еще выше благодаря гордой, прямой осанке и триумфальной улыбке. Она повернулась в мою сторону и в четыре шага оказалась прямо передо мной.
–Рах,– произнесла она, смакуя мое имя, и от едва сдерживаемой радости в ее голосе у меня побежали мурашки.– Надеюсь, ты будешь присутствовать на сегодняшней церемонии. Нам важно демонстрировать единство.
–На какой церемонии?
–На Отторжении.
У меня свело живот. Отторжение. Худшее наказание для любого левантийца, назначаемое за самые страшные преступления против гурта. Позорная смерть.
Горло обжигала желчь, вязкая, горячая и едкая. Мне не требовалось спрашивать, для кого предназначалась церемония.
–Императрица Мико мудро вручила судьбу Гидеона в наши руки,– продолжила Эзма, и меня резануло слово «наши».– Это дело левантийцев, и если она хочет поддержки с нашей стороны…
От предположения, что мы едины и никто не сомневается в том, что Гидеон заслуживает такой участи, мне стало еще хуже. Я хотел плюнуть ей в лицо и так бы и сделал, если бы не зрители и шепот Нуру, переводившей за моей спиной.
Эзма с вызовом смотрела на меня, ей хотелось, чтобы я возразил, но заклинатель лошадей был последним судьей, и, что бы ни думала императрица, отдавая жизнь Гидеона левантийцам, она вручила ее одной Эзме.
Сзади доносился яростный шепот. Наверное, это Нуру объясняла Сичи, что именно Эзма сделает с ее мужем. Его клеймо расцарапают и срежут. Он умрет в самом темном месте, и боги не увидят его. Его голова останется вместе с телом, и душа никогда не освободится. Интересно, поймет ли кисианка, насколько ужасна эта участь.
–Через два часа после заката,– сказала Эзма.– Здесь. Сегодня. Нам разрешили закрыть окна ставнями, чтобы не проникал лунный свет.
Не получив ответа ранее, она, похоже, уже не ожидала его и с довольной улыбкой ушла.
–Рах,– начала Лашак, но я уже был на полпути к двери, из которой вышла Эзма.
Два императорских гвардейца настороженно наблюдали за моим приближением.
–Я хочу видеть императрицу,– сказал я и указал на дверь.– Скажите, что Раху э'Торину нужно поговорить с ней.
Они переглянулись и как будто поняли общий смысл моих слов: один приоткрыл дверь и что-то сказал, а второй наблюдал за мной, держа руку на рукояти меча. Если бы Мико отказала, я мог бы попытаться вломиться внутрь, но, несмотря на множество ожидавших ее людей, меня впустили.
Я думал увидеть там главного министра или хотя бы пару гвардейцев или генерала Рёдзи, но императрица Мико была одна. Она облачилась в церемониальную одежду – алый шелковый плащ с золотыми застежками, но, несмотря на величественный вид, ее губы растянулись в широкой улыбке.
–Рах!– воскликнула она и обхватила меня за шею, прижимая к себе.
Не ожидая даже вежливого приема, не говоря уже о таком теплом, я растерялся, а она поцеловала меня. От ее неистовости у меня подогнулись колени. Столько всего изменилось, и в то же время не изменилось ничего. Запах ее волос, тепло ее тела, ее сила и решимость – словно наркотик, которым мне никогда не насытиться. Я и не думал, что желание может пробиться сквозь страх, ярость и отвращение, которые оставила во мне Эзма. Мы с Мико слишком часто оказывались близки к тому, чтобы быть вместе, и я хотел, чтобы сейчас настал этот момент и я наконец отдался желаниям своего тела, но не мог.
Хотя я уже взял ее лицо в ладони и желал всем сердцем, я схватил ее за плечи и отстранил. Она прервала поцелуй, задохнувшись, и застыла, неуверенно глядя на меня снизу вверх и не зная, куда деть руки.
–Рах?
–Гидеон.
–Гидеон?
–Ты не можешь отдать его Эзме.
Она нахмурилась, и в тысячный раз с нашей встречи я пожалел, что мы так плохо понимаем друг друга. Как я мог объяснить? Как мог умолять ее о пощаде? Как без слов выразить, что я чувствую?
Я жестом попросил ее подождать и поспешил к двери. Нуру все еще стояла с Лашак и императрицей Сичи.
–Пожалуйста, переведи. Это важно,– попросил я.
Длинноволосая седельная девчонка вопросительно посмотрела на свою спутницу, и та кивнула, что только усилило мою неприязнь к изнеженной кисианке, на которой женился Гидеон.
Нуру с опаской последовала за мной внутрь. Императрица Мико не пошевелилась.
–Скажи ей, что она не должна позволять Эзме решать судьбу Гидеона.
Нуру поклонилась императрице и начала переводить, но вместо моей горячности она говорила уважительно и сдержанно, как настоящая кисианка.
–Я не понимаю,– ответила императрица. Она стояла там, где я ее оставил, ее руки замерли. Руки, которые несколько мгновений прижимали меня к себе.– Разве не левантийцы должны определять его участь?
–Конечно, если бы нас направляла истинная заклинательница лошадей. Если бы мы могли полагаться на ее суждения. Если бы…
Я вздохнул, поддавшись разочарованию. Нет таких слов, какими я мог бы заставить ее понять.
Нуру перевела, но я не закончил предложение, и Мико вопросительно посмотрела на нее. Нуру ответила своими словами, и я пожалел, что не могу доверять ей и должен спросить, что она сказала.
–Я просто объяснила, что Эзма изгнанница, но это ей и так уже известно, а заклинатель лошадей – вершитель судеб, что она вполне понимает,– раздраженно ответила Нуру. Несомненно, ей, как и Тору, надоело постоянно присутствовать при подобных разговорах и быть нужной только из-за умения переводить.– А сейчас она спрашивает, согласен ли ты с решением Эзмы относительно судьбы Гидеона.
–Нет.
Мико наконец опустила руки, как будто признавая, что теперь это встало между нами, хотя я все еще чувствовал вкус ее губ.
–Я знаю, что он твой брат по гурту,– перевела Нуру.– Но он отнял у меня империю. Мой народ…
–И избавил твою империю от чилтейской армии. Разве он нападал на тебя с тех пор? Или же он пытался заключить мир с твоим народом?
Императрица Мико отвернулась, между ее бровей залегла складка, которую я так хотел бы разгладить. Но она должна меня выслушать.
–Нуру, расскажи ее величеству об Отторжении, пожалуйста.
Поначалу нерешительно, Нуру начала объяснять. Я наблюдал за лицом Мико, гадая, достаточно ли времени она провела с нами, чтобы понять всю глубину бесчестья. Ее взгляд метнулся ко мне, в выражении лица появилась настороженность, поскольку Нуру, похоже, не упустила ни единой детали.