–Да как скажешь. А мне все равно, пускай мы умрем.
Капитан Энеас оглянулся, краем глаза наблюдая за нами.
Когда императрица вернулась в тело, которое мы были вынуждены разделять, мир стал более шумным и ярким, теплее, тверже, плотнее, словно даже воздух сгустился. Теперь тряска повозки ощущалась болезненнее, вонь вола противнее и, несмотря на быстро приближающуюся зиму, солнце так пекло, что свет в глазах угасал, а за ним и сознание. И в окружившей нас тьме Кайса ходила, говорила и жила той жизнью, что должна была быть моей.
Она застонала и потерла глаза так сильно, что тьму пронзили короткие болезненные вспышки света.
–Я знаю, что ты здесь, Кассандра,– сказала она.– Ты как… как шип в моей голове. Если ты пытаешься использовать нашу как бы неразрывную связь, чтобы найти меня, ничего не выйдет. Я просто буду двигаться дальше. Лучше вечно быть в бегах, чем опять оказаться заточенной в твоей голове.
Мне хотелось ответить, но у спящего сознания не было губ.
–Ничего?– спросила она.– Удивительно. Как приятно твое молчание. А теперь – почему бы тебе не уйти, не оставить меня в покое?
Она скрестила руки на груди. Даже если бы я хотела уйти, то не знала как. Похоже, правила к нашей ситуации не приложены.
Кайса тяжело вздохнула.
–Понятно. Торчи здесь. Смотри, как я иду молиться, может, тоже чему научишься.
Раздраженно вздохнув, она распахнула дверь и шагнула в длинный коридор. Острые клинки света пробивались через узкие окна с одной стороны, а она шла, минуя одну дверь за другой, осторожно и тихо, чтобы не тревожить божий покой.
–А императрица Хана до сих пор с тобой связана?– тихо пробормотала она, разминувшись с парой священников, кивнувших ей в знак приветствия.– Если так, мне ее жаль.
Кайса шла в конец коридора, неся за собой и меня, пусть не в теле, а в голове.
–Если ты с ней, мне даже лучше, ведь ее больное тело долго не протянет. Интересно, что будет, когда тело умрет? Ты умрешь вместе с ним? Или так и останешься жить привязанной к мертвой плоти?
Я не хотела об этом думать, но ее мысли вернулись к тем дням, когда она оказалась в теле Джонаса после его смерти, когда его конечности одеревенели, кровь остыла и кисианцы унесли его в Кой как трофей.
–Может, поразмыслишь об этом?
Она свернула за угол и остановилась.
Посреди прохода стоял Лео Виллиус.
–Здравствуй, Кассандра.– Он слегка улыбнулся.– Или предпочитаешь, чтобы я называл тебя Кайсой?
Кайса не шелохнулась и не ответила.
–Не сомневаюсь, что ты меня помнишь,– сказал он, делая шаг вперед.– Меня зовут доминус Лео Виллиус, и ты пронзила мне сердце ножом и отрезала голову.
–Нет… я… я…– заикалась она.– Я не…
–Ах да, конечно, не ты,– признал он, ласково улыбаясь.– Не ты, но этими руками, ведь так? И в эти глаза я смотрел, умоляя.
Она должна была держаться уверенно, оценивать возможности и не выдавать страха, но с каждым шагом Лео отступала.
–Чего ты хочешь?– спросила она моими трясущимися губами.– Кассандры здесь нет. Теперь я одна и пришла сюда просить у Бога прощения и жить в покаянии.
–Готова довериться Богу, Кайса?
Она кивнула, все еще дрожа.
–Ты веришь, что все происходит по воле Бога и неслучайно?
Еще кивок, еще шаг назад.
–Тогда почему боишься меня? Я истинное дитя веры, меня возвращают снова и снова для исполнения Его замысла, а ты шарахаешься от меня, как будто я болен.
В проходе появился священник. Остановился.
–Я слышал… О, ваше святейшество, не знал, что вы здесь. Могу ли я чем-то быть вам полезен?
–Вы можете сопроводить эту женщину в мой экипаж, а если она будет создавать вам проблемы, я позволяю применить силу.
Он произнес все это так церемонно и набожно, как будто молился за умирающего, но смысл его слов сомнений не оставлял. Священник застыл в нерешительности, его рука повисла в воздухе между нами.
–Ваше святейшество… простите, но если дама не желает…
–Ее вряд ли можно называть дамой.
–Да, ваше святейшество, но я…
Лео обернулся к священнику.
–Ведите. Ее.
Священник схватил меня за руку. Его голос стал монотонным и неживым.
–Да, ваше святейшество.
Я стукнула его башмаком по лодыжке, он взвыл, а я вырвалась и бросилась обратно по коридору. Мне что-то кричали вслед, но все слова тонули в топоте ног и моем тяжелом дыхании.
Открылась еще одна дверь, священник выглянул, хмуря брови, но прежде чем с моих губ сорвалась мольба о помощи, нараспев произнес:
–Да, ваше святейшество.
И бросился на меня. Его пальцы вцепились в мой плащ, но я вырвалась и понеслась дальше.
–Да, ваше свя…
Я врезалась в человека, стоявшего на углу, толкнула к стене, и его череп хрустнул о камень.
–Как прикажете, ваше святейшество.
Еще два священника шагали ко мне с остекленевшими глазами. Все мои мысли похитил ужас, остался только мешок с инстинктами. Пригнувшись, я перекатилась между священниками, от соприкосновения с камнем сквозь голову пронеслись вспышки боли.
Я неслась к арке, ведущей в сад, когда в проходе появился еще один человек в маске первосвященника.
–Что здесь происходит?
Глаза, смотревшие сквозь прорези в ткани, казались подвижными и живыми. Но этот человек вскоре обернется против меня, как все остальные, поэтому я пнула его локтем в живот и сбежала.
Несясь через сад, я пыталась найти другую арку, дверь или лозу, чтобы взобраться по ней, хоть что-то для побега, но всюду меня окружали высокие каменные стены.
Доминус Виллиус уже неспешно входил в сад в окружении своих последователей, безжизненных, как марионетки, хотя они ходили и говорили, как люди.
–Что ж, дорогая моя, тебе не уйти,– сказал он. Он выглядел слишком крупным для этого места, а голос звучал слишком громко.– Поскольку выхода нет, всем нам будет легче, если ты просто пойдешь со мной. Ведь ты не хочешь, чтобы этому телу был причинен какой-либо ущерб, когда оно наконец-то только твое?
Я прислонилась к холодному камню стены.
–Зачем я тебе?
–Зачем? Затем, что ты куда полезнее, чем думаешь. К тому же нам нельзя допускать, чтобы Кассандра сейчас сотворила что-нибудь безрассудное, согласна?
Он остановился и протянул руку. Священники выстроились позади него и неподвижно стояли – не как люди.
–Что с ними?
–Да ничего, с ними все в порядке. Они просто подчиняются мне. Хочешь научиться такому?