—Божее!— громкие крики и влажные шлепки наших тел разносятся по комнате, я бесстыже кричу при каждом его вторжении, он же двигается часто, глубоко, будто это в последний раз, пошло похлопывая по моему бедру, громко стонет мне в губы, глаз не сводит с моих глаз.
Я думала после вечернего секса я не способна больше возбуждаться и получать удовольствие, наслаждаться его телом, его прикосновениями, его губами. Ан нет, еще как завожусь и возбуждаюсь, ловлю кайф, эйфорию, просто летаю.
—Сядешь сверху?— спрашивает и ловко меняет нас местами, между ногами настоящий потом, очень влажно, скользко и горячо, не учитывая того, что у меня месячные, я чувствую, как теку соками возбуждения,— только с тобой я летаю, ты мой космос,— говорит и сильней насаживает меня на себя, хватая за бедра, помогает двигаться вверх-вниз.
—Ты ненасытный… Боже! Герман, Боже!
***
Я поглаживаю его руку, лежа у него на груди.
Мы отдышались и сейчас просто лежим, голые, обнимаем друг друга. Герман снял с меня свитер и лифчик, сразу же после оргазма. На вопрос зачем “после” снял, ответил, чтобы в душе не парится. Но в душ мы не спешим, он переплел мои ноги своими и просто лежит, гладит мои волосы.
—К тебе подходить нельзя, никогда. В любое время суток, стоит мне подойти, ты сразу тянешь меня на себя и…— дальше молчу, ибо мне стыдно. Краснею,— я вчера вечером просто подошла, послушать ты спишь или нет, а ты…
—А я трахаю тебя!— смеется.
—Герман!— легонько стучу ему по плечу, щеки краснеют, будто мы совершаем что-то запрещенное.
—Я хотел спросить,— смеется.
—Ты когда хочешь — спрашиваешь, а не предупреждаешь.
—Меня ты зачем будила?
—Как это зачем? Чтобы на работу…— замолкаю,— а как? Мне надо было ехать и оставить тебя дома, одного?
—Я давно уже не боюсь находиться дома один,— опять смеется.
—Я имела ввиду тут, дома, у себя.
—Я тут живу почти неделю, если что.
—Я знаю.
—И совсем не боюсь.
—Господи, Герман я же не это имею ввиду!
—У меня есть ключи. Кстати нам надо поговорить и решить, где мы будем жить.
—Жить?
—Да, Алена, жить!— крепче прижимает меня к себе,— я не хочу отпускать тебя.
—Я думала, мы будем просто встречаться.
—Зачем все усложнять? Ты собираешь вещи и мы переезжаем в новую квартиру.
—Я не могу,— хочу отлипнуть от него, но он не дает, я чувствую как что-то теплое стекает по ногам и не могу сказать, что хочу в душ.
—Что ты не можешь, Алена? Как ты себе это представляешь?
—Что именно?
—Наши встречи, что еще? Приехал, потрахались, уехал! Да?
—Ну а как люди встречаются?
—Мне не интересно, как люди встречаются. Я не хочу встречаться, я хочу жить с тобой. С тобой спать, с тобой просыпаться, с тобой трахаться всегда, когда я хочу. Чтобы ты все время была рядом.
—Я так не могу! У меня родители!
—У меня тоже родители!
—Что я им скажу?
—Ты меня сегодня представишь им, как своего парня.
—Боже, Герман!
—Что Герман? Я еду с тобой, прекрасный случай познакомится.
—Познакомится, ладно,— выдыхаю,— но я не могу с тобой жить. Я никак не смогу объяснить им, они не поймут. У них другие понятия про совместное проживание, устои старые, чтобы вот так сразу и жить вместе….нет,— я прикусываю язык, дальше никак не могу говорить. Без свадьбы у нас никто не живет вместе! Это все равно, что гражданский брак, и об этом речи быть не может! Я помню высказывания Германа про девствениц, мол если лишил девственности, то обязательно надо женится. Нет, дальше говорить я не могу! Я замуж не хочу, он женится тоже, естественно и жить вместе мы не можем.! Я встаю и сбегаю в душ.
Теплые струи попадают на кожу, подставляю лицо под воду, расслабляюсь.
Ладно, я познакомлю упертого Гера с родителями, представлю как своего парня. Но как? Как я им скажу, что он мой парень?
Парень, который приезжал и представлялся таксистом? Да?
Мама еще тогда сказала, что его лицо кажется ей знакомым. Естественно! Он сын моего начальника, она его видела на фотографиях в газетах, в журналах, да где угодно, их весь город знает! Это я никогда не интересовалась сыном своего начальника! А мама знает и читает все новости.
А теперь я приеду с Германом, вчерашним таксистом и скажу, что он мой парень. Про которого, за все время своего пребывания у них, я ни слова не сказала. А теперь он появился. За два дня. Прекрасно.
Я вскрикиваю, когда крепкое тело Германа прижимается ко мне сзади.
Когда я привыкну, что он постоянно рядом?
—Испугалась?
—Ты прокрался тихо, конечно я испугалась.
—А мне надо было с криками подходить к тебе?— он скользит по моему скользкому телу руками, не забывая зажимать нежно груди.
—Герман.
—Я слушаю тебя,— гад, он не слушает меня нисколько, потому что я уже чувствую, как к моей попе проталкивается твердый член.
—Ты можешь быть серьезным?— поворачиваюсь и толкаю его в грудь.
—Я всегда серьезен,— он ловит мои руки и тянет меня к себе.
—Ты не возможный Герман!
—Согласен, намылишь меня?
—Нет,— он впивается в мои губы, проталкивает язык и засасывает мой язык, я вскрикиваю, потому что больно,— мойся сам, а то я тебя знаю…
—Правда?
—Да, я знаю,— стону ему в рот,— чем все закончится, если я сейчас же не выберусь отсюда,— вырываюсь из его рук, выхожу из душа.
—Алена..
—Мне надо собираться к родителям,— улыбаюсь, чувствую свою маленькую победу над ним, над его хотюнчиком. Надеваю банный халат.
—Я хочу тебя. Иди сюда.
—Неа.
—Алена, не зли меня, снимай халат и иди сюда. Я тебя хочу.
—И не подумаю! Ты всегда хочешь, была бы твоя воля не вынимал бы вовсе!— заматываю волосы в полотенце.
—А ты вот не хочешь?
—Не хочу Герман! У меня месячные, про которые ты забываешь.
—Алена, ну милая, сладкая моя,— он выходит из душа, подходит ко мне, тянет за пояс халата, я держу пояс, как могу, чтобы только не развязал,— а у твоих родителей ты мне дашь? Трахать себя.
—Герман!
—Любить тебя?
—Мы там не будем с тобой спать вместе!
—А где я буду спать?
—Здесь, дома! Ты останешься тут!
***