* * *
Проводы затягивались. Мне уже раз шесть успели пожелать
«счастливого пути», а я — «счастливо оставаться», но сесть в машину и
наконец-то отчалить все никак не удавалось. То Сергей Сергеевич вспоминал
что-то некстати, то Валентин Иванович шутил, то Надежда Васильевна с поклоном
напоминала: «Мы на вас очень рассчитываем». В ответ я улыбалась, кивала и
бессчетное количество раз заявляла, что «их производство произвело на меня
отрадное впечатление». На самом деле я так и не поняла, чем они там занимаются,
то есть что производят. Хотя три часа бродила по фабрике, внимательно ко всему
приглядывалась и даже минут пятнадцать постояла у конвейера. Любое производство
для меня — тайна за семью печатями, и назначение здешних болтов, дощечек и гаек
я так и не уловила, но помещения тешили глаз чистотой и порядком, так
несвойственными родному Отечеству, это я не преминула отметить с большой
радостью и смогла похвалить вполне осмысленно. Рабочие (преимущественно
мужчины) смотрели на меня с веселым любопытством, из чего я сделала вывод, что
народ здесь не бедствует, и порадовалась еще раз.
После обзорной экскурсии меня ждал королевский обед в
кабинете директора в компании с его замом, главбухом и, разумеется, им самим.
Люди приятные, несуетливые и мне понравились. Себя я чувствовала первым
секретарем обкома социалистических времен, приехавшим в захолустье родной
вотчины, и пришла к выводу, что быть первым секретарем здорово и даже забавно,
а главное — совсем необременительно. Поэтому, когда директор (звали его Сергей
Сергеевич) сказал, улыбаясь:
— Надеюсь, Алла Леонидовна, вам у нас
понравилось, — я с улыбкой ответила:
— Очень, — и тут же добавила, как меня учила
Алька: — Со своей стороны я сделаю все возможное, чтобы наше соглашение
состоялось. — И даже руку к груди прижала, чтобы нагляднее
продемонстрировать свою искренность. Искренность произвела впечатление, все
разом заулыбались и о делах больше не говорили. Люди попались воспитанные и
умные: знали, когда стоит поднажать, а когда помолчать. Конечно, мы не молчали,
я поинтересовалась историческим прошлым города (гуманитарные предметы ближе
моей творческой натуре) и получила исчерпывающий ответ. В общем, обед удался. Я
поблагодарила радушных хозяев и теперь стояла возле машины с открытой дверцей и
пыталась с ними проститься. Моя правая нога была уже в салоне, когда Надежда
Васильевна спросила:
— Вы сами за рулем?
— Да, — улыбнулась я и что-то там присовокупила о
своей любви к быстрой езде, свойственной любому русскому, одновременно пугаясь,
что разговор может вспыхнуть вновь и я вообще сегодня никуда не уеду, но
хозяева улыбнулись еще шире и в три голоса воскликнули:
— Всего доброго!
А я завела мотор и помахала им рукой.
— Алла Леонидовна! — крикнул Валентин
Иванович. — Ждем вашего звонка.
Я кивнула, еще раз помахала рукой и тронулась с места. После
чего вздохнула с заметным облегчением, а потом засмеялась: затея с
переодеванием вроде бы удалась.
Город остался позади, я потянулась к телефону и попыталась
связаться с Аллой Леонидовной, которую изображала в течение пяти часов с
большим усердием. Алька отозваться не пожелала. А жаль. Мне хотелось
отрапортовать о своих успехах и удостоиться похвалы. Но не судьба. Тому, что я
сегодня в районном центре изображала очень важную даму, способствовали два
обстоятельства: моя врожденная страсть к авантюрам и Алькина неуемная тяга к
мужскому полу. После тридцатилетнего юбилея в подружку точно бес вселился, она
в буквальном смысле не могла пропустить ни одного мужика. Есть представители
сильного пола, которые волочатся за каждой юбкой, а Алька, по аналогии,
волочилась за каждыми брюками.
Мы были знакомы лет десять, судьба свела нас в больнице, где
Алька работала медсестрой, а я отлеживалась со сломанной рукой и разбитым
сердцем, пребывая в том возрасте, когда мечтают об идеальных возлюбленных,
навешивают этот самый идеал на кого попало, а потом очень сердятся, что
оригинал не соответствует мечтам. Сердца разбиваются, а душа страдает.
Я страдала заметно для окружающих, это углядела Алька, у
которой тоже были сердечные проблемы, и вечерами, во время ее дежурства, мы
пили чай и сетовали на сильный пол, да так преуспели в этом, что после моей
выписки обходиться друг без друга попросту не могли и вскоре стали закадычными
подругами.
Алька не блистала красой, была умна, чрезвычайно скромна и
сильно опасалась, что засидится в девках. Поэтому была готова выскочить замуж
за первого, кто об этом попросит. Этим первым оказался мой давний знакомый,
старший брат школьной подруги, в то время новоиспеченный комсомольский лидер
районного масштаба. Он был высок, широкоплеч, голубоглаз и мог как заведенный
болтать по два часа кряду на любую тему. От всего этого великолепия Алька
прямо-таки обалдела и ходила за ним точно привязанная. Витька дураком не был, к
тому же догадывался, что, кроме как болтать, ничего путного не умеет, а Алька —
скромница, умница и труженица, именно та самая женщина, которая будет ему
верной женой. Как раз тогда Алька стала депутатом горсовета (самым молодым, об
этом даже в газете писали, областной, конечно) и смогла перебраться из
общежития в квартиру. После чего сыграли свадьбу. Первые годы супружеской жизни
принесли Альке одни разочарования. Прежде всего выяснилось, что о наследниках
мечтать не следует, повинна в этом была какая-то мудреная болезнь, обнаруженная
у моей подруги, отчего та не только буквально впала в отчаяние, но и нажила
массу комплексов: ведь она не могла осчастливить любимого мужа вопящим чадом.
Потребовалось много времени, чтобы подружка сообразила: вопящее чадо нужно ее
благоверному, как снег в мае. Однако Витька был не только эгоистом до мозга
костей, но и большим хитрецом: как только речь заходила о детях, он затихал,
смотрел грустно и выглядел совершенно несчастным, чем умудрялся поддерживать
Алькины комплексы, при этом позволяя себе скромные радости на стороне. Алька
его оправдывала и страдала.
Иногда мне хотелось как следует встряхнуть ее, увезти
куда-нибудь подальше от голубых Витенькиных глаз, чтобы подружка пришла в себя
и увидела, кто на самом деле так ловко возле нее пристроился, но жизнь и без
моего вмешательства внесла свои коррективы. Времена изменились, надобность в
комсомольских лидерах отпала, зато на свет Божий появились предприниматели всех
мастей. И тут Алькин ум, проницательность и деловая хватка вкупе со связями
Витьки сыграли решающую роль: голубоглазый супруг вскоре стал многообещающим
бизнесменом, а подружка вкалывала, как лошадь, проталкивая его к денежным
вершинам. Надо полагать, Витька многократно перекрестился, радуясь, что не
свалял в свое время дурака, избрав в спутницы жизни красивую вертихвостку, а
женился на Альке.