Опускаясь на одно колено перед трясущимся стариком, я ловлю на себе пристальны взгляд Лилианы, ее льдистые голубые глаза словно бы пронзают меня насквозь. Я пытаюсь прочитать выражение, с которым она смотрит, но разгадка не дается и я отвожу глаза.
Рука старика морщинистая и страшная, кожа его тонкая и хрупкая, как пергамент. Я с отвращением прикладываю губы к его руке, следуя древнему обычаю и чувствую почти осязаемый дух тлена и скорой смерти, исходящий от императора. Иногда нужно встать на колени, чтобы вознестись выше всех остальных. Я выучил этот урок лучше других и теперь я здесь.
Я встаю, и Анна следует моему примеру, так же целуя руку старика. Он лично помогает ей подняться, берет ее лицо в свои сморщенные ладони и долго смотрит ей в глаза.
В эту минуту сердце мое замирает. Сейчас решится моя судьба. Главное, чтобы Анна играла как следует, главное, чтобы не взбрыкнула, как сегодня утром и не наговорила императору лишнего. Я знаю, что безумно рискую, но другого выбора у меня нет.
— Давно ли ты ощущаешь в себе дракона? — скрипит голос императора. Он убирает руки с лица Анны и прикасается дрожащими пальцами к животу моей истинной, пытаясь через платье почувствовать зарождающегося в ее чреве дракона.
Конечно, никакого дракона нет. Анна, совершенно очевидно, неспособна никого зачать, иначе три года не прошли бы в тщетных попытках. Но императору знать об этом необязательно.
— Сегодня утром, — тихо говорит Анна, — я почувствовала в себе его силу. Она словно ураган пронеслась внутри меня, разнося радостную весть, безудержную, словно лесной пожар.
Какая же умница!
Я изо всех сил удерживаюсь, чтобы не захохотать от восторга.
В радостном восхищении смотрю на свою Анну. Она врет так искренне и так натурально, что не будь я совершенно уверен, что все это выдумки, сам бы купился на ее ложь.
Я бросаю взгляд на Лилиану, и впервые могу заметить тень ее эмоции. Она смотрит на Анну с завистью, это видно по тому, как напрягается ее челюсть. Ну конечно, она завидует, ведь она не смогла дать потомство императору, посрамив свой дом и оставшись, по сути без права на достойное будущее после смерти старика. Может быть и правда стоит из жалости приютить и приласкать ее после его смерти.
От одной мысли об этом внизу живота разгорается неистовый драконий огонь. Я представляю, как взял бы эту девушку с льдистыми глазами и впился губами в ее…
Нет. Об этом я подумаю позже. Еще будет время.
— Я чувствую его, — говорит старик, — чувствую дракона внутри тебя.
Я с облегчением вздыхаю. Похоже, магические нити, заблаговременно вшитые в корсет моей Анны сработали. Эти нити я напитал таким количеством силы, что хватило бы поджечь целый дом. Это было очень опасно, и это могло не сработать. За это я боялся больше всего. Мало просто пустить людям пыль в глаза, нужно еще, чтобы девушка, носящая в себе дракона, обладала и силой дракона, которую неизбежно передает зарождающийся ребенок-оборотень.
Тысячу раз хвалю себя за предусмотрительность.
Беру Анну за руку и смотрю ей в глаза.
Она плачет.
— Что же ты плачешь, дитя мое? — спрашивает император с улыбкой, — понести дракона для своего истинного — это лучшее, что может сделать набожная девушка. Тебе повезло, боги выбрали тебя, а значит ты угодна богам.
— Я плачу от радости, мой император, — тихо говорит Анна, — я очень усердно молилась каждый день, чтобы это случилось. Три долгих года я молилась и наконец, бог услышал мои молитвы.
Каэн
По залу проносятся удивленные возгласы. Старик трясется всем телом, ему явно тяжело сейчас даже говорить.
Однако, услышав то, что я сказал, он как будто получает новый заряд силы.
Все уже списали меня со счетов, предположив, что моя истинная бесплодна и я так и останусь последним из рода Сандерсов. Все эти напыщенные самодовольные индюки уже решили, что я так просто сдамся и приму свою судьбу.
Нет, друзья мои, Каэн возьмет свое. Сильнейший из драконов должен быть наместником, а не кто-то из этой кучки прожигающих жизнь и наследство своих отцов.
Лицо его расплывается в улыбке.
— Мальчик мой, подойди сюда, — говорит он, — и подведи ко мне свою прекрасную жену, дай посмотреть на нее поближе.
Сейчас, самый важный момент в моей жизни, я чувствую его. Дракон внутри меня трепещет и сжимается, словно пружина, замирая в ожидании. Я чувствую внутри себя столько необузданной силы, что мне кажется, если бы не мои неимоверные усилия, я бы спалил к черту весь зал со всеми кньязьями и императором впридачу.
Здесь нет ни одного, кто был бы достоин этой чести, стать наместником, кроме меня. Все это знают, и все опускают глаза, когда мимо них идем мы с моей истинной.
Бросаю взгляд на жену. Анна так красива сегодня, что на нее больно смотреть. Я знаю, что все это видят, и знаю, что каждый завидует мне и ненавидит меня. Несмотря на маленький утренний инцидент, она вся словно бы сияет изнутри.
Даже истинная императора, молодая Лилиана, на фоне Анны кажется бледной мышью, хоть и не лишена определенных женских достоинств. Не будь у меня Анны и еще трех тайных жен, я бы, может быть, и забрал ее себе, когда старик отдаст душу богам. Хотя… Где четыре, там и пять. Почему бы и нет? К чему ограничивать себя?
Я чувствую, как рука моей истинной дрожит в моей руке. Бедняжка не привыкла к таким скоплениям народа. Анна набожная, гордая и чрезмерно щепитильная в некоторых вопросах, но именно это во многом, делает ее для меня такой привлекательной.
Как она говорила со мной сегодня. Это было что-то новенькое. В ней бушевал такой дикий огонь. Она даже посмела перечить мне, своему князю. Конечно мне следует проучить ее за дерзость. Научить ее быть более учтивой. Уж слишком мягок я с ней, слишком разбаловал, слишком люблю ее.
Но с этого дня я буду вынужден проявлять строгость. Теперь, когда от ее поведения зависит мое будущее и будущее всего нашего рода. Теперь, когда я в шаге от того, чтобы стать наместником, я не могу позволить ее глупым суевериям и девичьим прихотям, рушить мои планы.
Опускаясь на одно колено перед трясущимся стариком, я ловлю на себе пристальны взгляд Лилианы, ее льдистые голубые глаза словно бы пронзают меня насквозь. Я пытаюсь прочитать выражение, с которым она смотрит, но разгадка не дается и я отвожу глаза.
Рука старика морщинистая и страшная, кожа его тонкая и хрупкая, как пергамент. Я с отвращением прикладываю губы к его руке, следуя древнему обычаю и чувствую почти осязаемый дух тлена и скорой смерти, исходящий от императора. Иногда нужно встать на колени, чтобы вознестись выше всех остальных. Я выучил этот урок лучше других и теперь я здесь.
Я встаю, и Анна следует моему примеру, так же целуя руку старика. Он лично помогает ей подняться, берет ее лицо в свои сморщенные ладони и долго смотрит ей в глаза.