– Нарываешься.
– Разве? Просто вежливо интересуюсь, как дела у моего несостоявшегося жениха.
– Я против нецензурной лексики, поэтому не заставляй меня это делать.
– И все же. Утоли мое любопытство. А что тебя больше напрягает?
– Что в свои годы я должен делать то, что не желаю.
– Сочувствую. Но я имею в виду в твоей невесте.
– Списком или что-то одно?
Скрыть смех не удается. Не так уж и плоха моя сестрица, как хочет показать Вадим.
– Ну, давай одно.
– Она образец того, что я не терплю в женщинах. Пусть будет так.
– А конкретнее?
– Не женственная, неухоженная. Одежда колхозницы, а впрочем о чем я, она такая и есть. Не образованная. Ногти грязные, какой уж там маникюр. Но вишенка на торте – ее говорок.
– Это все можно изменить. Причем очень быстро.
– Ничего подобного. Можно одеть, накрасить и поставить красивую речь, и даже вывести девицу из деревни. Но деревню из девицы не выведешь.
– Не согласна. Я с ней подружусь и сделаю из нее конфету.
– Ну явно не «Раффаэлло».
– Ну, посмотрим.
– Откуда вдруг такая инициатива?
– Ну, после того, как я узнала мамино к ней отношение, все изменилось. Я хоть и эгоистка, но умею быть объективной. У нее ничего не было в, отличие от некоторых. Так, как можно стать принцессой без короля и королевы?
– Может, махнемся еще? Ты на ее место.
– Тогда мне придется с тобой спать, а я не могу. Так как я другому отдана и буду век ему верна. Ну и что там бла–бла-бла.
– Это фиктивный брак, не буду я с тобой спать. Можем даже жить втроем в одном доме.
– Я в курсе, что брак не должен быть фиктивным. Так что заливай, но не мне, а своей невесте. Кстати, про речь. Я хоть и без специфического говорка, но та еще грубиянка, так что Настенька тебе досталась даже лучше, чем я.
– Ты просто ее не знаешь.
– Всему свое время.
Две недели спустя
В очередной раз кручусь перед зеркалом в надежде получить удовлетворение от собственного наряда, но ничегошеньки не екает внутри. Кажется, что белый воротник и точно такие же рукава на черном платье делают меня старше. Черный не мой цвет. Но все же этот наряд должен заценить нелюбитель розового.
Кстати, о нем. Перевожу взгляд на часы: половина шестого. Осталось совсем немножко и я стану не просто девушкой врача, а девушкой заведующего отделением. Хотя, какая девушка. Без пяти минут жена.
– Осталось только сообщить об этом твоему папе, да, Кеша? Как сказать ему это мягко, чтобы его не настиг ранний инфаркт?
Кот всем своим видом показывает не только отвалить от него с дебильными вопросами, но и убрать руку с его мохнатой шеи.
– Да на черта ты вообще нужен, если тебя даже нельзя погладить?
Иногда мне кажется, что этот шерстяной засранец умнее некоторых людей. Видимо, осознав, что его предназначение в жизни не очень-то и ясно, он меняет гнев на милость и сам подставляет мне свою вкусную шейку.
– Будешь послушным мальчиком, мяско перепадет с колдунов. То-то же. Умный мальчик, весь в хозяина. О, сто лет будет жить твой папка.
Встаю с дивана, как только слышу звонок в дверь. За полгода отношений я научилась считывать эмоции Потапова на десять из десяти. И без слов понятно, что у него нет настроения. А значит, должность заведующего не его. Ну и какая зараза его подсидела? Отвлечь. Надо срочно его отвлечь. Надо было сразу голой встречать.
– Как тебе мое платьишко?
Обведя меня придирчивым взглядом, он останавливается на воротнике.
– Чего-то не хватает.
– Чего?
– Зонтика, – на черта мне дома зонтик?
– Думаешь?
– Однозначно, – уверенно произносит Сережа и подает мне длинный зонт в пол. – Но чего-то все равно не хватает. А где твоя крыса?
– Какая крыса?
– Ну, как там ее? Лариска? Ну которая у Шапокляк была в сумке или где она у нее там была? Ты ж вылитая она в этом уебищном платье, – ну и паскуда. Хотя, может, он и прав. Платье все же дебильное.
– Значит, хорошее платье. Надо брать. Как раз надену его на похороны.
– Дай угадаю, радость моя. На мои?
– Взаимопонимание – залог крепких отношений. Кому дали должность заведующего?
– Никому. Отделения расформируют только летом.
– Ну так нормально. Для тебя это даже хорошо. Поживешь еще.
– В смысле?
– Холостым я имею в виду. Я думала, если отделения все же разделят в декабре и к новому году ты станешь заведующим, тогда бахнем свадебку двадцать седьмого декабря. А так сам Господь пощадил тебя до августа. Пойду сниму бронь в ресторане и перенесу на август.
Ну вот теперь пациент скорее жив, чем мертв. Напряжение от неудавшейся должности ушло. А на его смену пришло привычно выражение лица, с еле скрываемой насмешкой, аля «деточка, а ты не охренела ли?» Охренела, батенька, а ты и рад стараться.
– Я даже не знаю, что сказать. Ну, разве что у нас была бронь в ресторане?
– Конечно. Разве ты не помнишь? Такая же бронь, как и ты мне обещал поездку на море, а оказались мы в лесу. То есть поставил перед фактом. А теперь ставлю я. Боже, как мы похожи. Да?
– Я по-прежнему не знаю, что сказать.
– Да и не надо ничего говорить. Просто поблагодари Боженьку за то, что я встретилась на твоем пути.
– Может, еще свечку поставить в церкви? – не скрывая сарказма выдает Сережа.
– Ну, если только за наше здравие, дорогой.
– Эль, ты меня пугаешь.
– Ой, да прям. Всего лишь даю повод переключиться с неудачного для тебя события на любимую меня. И сейчас у тебя появилась прекрасная возможность побеситься от маячившей на волоске свадьбы. Сережечка, давай откровенно, мне нравится тебя бесить, тебе нравится, когда я тебя бешу. И наоборот. Этакие качели у нас. В реале тебя не заставить делать то, что ты не хочешь на самом деле. Вывод: в глубине души ты хочешь жениться, но тебе нравится меня троллить. Как и мне тебя. Ну извращенцы мы. Что поделать?
– Каждой твари по паре.
– Эмм…извращенцы мне нравятся больше.
– Да один хрен.
– Пойдем, я тебе сейчас подниму настроение, – беру его за руку и веду на кухню.
Усаживаю его за стол и достаю тарелку с колдунами. Кладу рядом сметану и усаживаюсь рядом. Макаю колдунчик в сметану и подношу к его рту. Ну, давай, скажи, что вкусно. Молю.
– Я готовился сказать, что это нормально, как и борщ, а потом вылить, пока ты отвернешься. Но это охеренно вкусно, – о да! Наконец-то.