– Иди заполняй дневники, раз не можешь придумать ничего дельного.
Поразительная сволочь с завышенным самомнением. Так и хочется запустить в него чем-нибудь тяжелым.
***
Если день не задался с самого начала, ждать от него чего-то хорошего не стоит. Но уж чего я точно не ожидала, так это того, что, зайдя в кабинет старшей медсестры, вместо печати, получу Анастасию, мать ее, Игоревну, по-хозяйски положившую руку на шею Потапова. Сам же скотина приобнимает крысу за талию. Кажется, теперь я понимаю, что такое удар под дых. Ни вздохнуть, ни выдохнуть не получается. Это какие-то миллисекунды, но чувство такое, что проходит целая вечность.
Каким-то чудом я оживаю, когда позади меня появляется хозяйка кабинета. Эта парочка уже перестает не обниматься.
– Я пришла к вам за печатью, – протягиваю старшей медсестре документы, не отводя взгляда от ее рук.
– Ксюш, мы там тоже тебе оставили папку, завтра заберем, – мы? Ты с ним тут папки разносила? Это теперь так называется?
Боже, дай мне сил и ума не смотреть Потапову в лицо. И как бы нацепить дежурную улыбку, чтобы эта сволочь не осознал, что меня задел. И все же никак. Никак ее не нацепить.
Молча наблюдаю за тем, как старшая подписывает мне документы и пулей вылетаю из душного кабинета. К черту Потапова, у меня завтра первая рабочая смена и там я не должна ударить лицом в грязь.
***
Кто бы мог подумать, что лишиться метрополитеновской девственности труднее, чем не облажаться в первый рабочий день в качестве медсестры. Чувствую себя всемогущей, после идеальной первой смены и очередного прохождения препятствия, в виде турникета и толкучки за кусочек места в переполненном и душном метро.
В отделение, несмотря на дележку места в вагоне, прихожу донельзя счастливая в цветастом летнем платье. Кажется, мне все по плечу. Даже оставаться равнодушной при виде Потапова.
– Элечка, ну нельзя же так с мужским населением планеты. Ты своими нарядами всех мужиков с ума сведешь, – Боже, какой же Руслан все-таки липкий. И ведь грубить нельзя, еще может мне понадобиться. – Да и нехорошо это, особенно в метро. Там тебя наверняка затоптали и облапали все, кому не лень. Не передумала ездить сама?
– Не передумала. И представьте себе, не затоптали. И мне даже место уступил мужчина лет пятидесяти. Ни секунды не стояла. Он как взглянул на мои верхние девяносто, так сразу и уступил место, чтобы обзор был лучше.
– И не стыдно пользоваться благами природы?
– А мне не жалко, пусть смотрит, – как можно беззаботнее бросаю я и принимаюсь надевать халат.
Сажусь за рабочий стол Потапова и понимаю, что он неотрывно смотрит на меня. Так и хочется рявкнуть «что надо», но тогда это будет означать очередное возрождение препираний, после двухдневного штиля наших отношений сугубо в качестве руководителя и практикантки. Которые, кстати, меня полностью устраивают.
Надо признать, что говнюк не только дотошный врач, но и как руководитель, несмотря на отвратительный характер, не плох. Про меня, в качестве студентки, не забывает. И не воспринимает, как ненужный хвостик, на который можно поручить разве что измерить давление и пульс.
Он действительно показывает мне то, что другие и не подумают показать. Однако, сейчас именно я хочу ему кое-что показать. Например, средний палец. Ну так долго неприлично смотреть, даже этому оборзевшему. И все же не выдерживаю и перевожу на него взгляд.
– Вы что-то хотите мне сказать, Сергей Александрович?
– Да. Хочу поздравить тебя с лишением еще одной транспортной девственности, – придурок. Бегло осматриваю ординаторскую. Слава Богу, только пару человек это, скорее всего, услышали.
– Спасибо за поздравление. Это все, что вы хотите мне сказать?
– Не все, – спокойно произносит он и пересаживается на свободный, рядом стоящий с его рабочим столом, стул. – Сегодня нет выписок и даже ни одного поступившего больного по нашу душу.
– И? Я чувствую есть еще концовочка. Продолжайте, Сергей Александрович, без театральных, никому ненужных, пауз.
– И это значит, что сегодня в свободное время я уделю тебе больше внимания в той области, где ты полный профан.
– Таких областей нет, Сергей Александрович.
– Девичья память снова в деле?
– Нет. Я серьезно. Где-то что-то я, естественно, не знаю, но прям областей – нет.
– Мы будем заниматься ЭКГ.
– Да, пожалуйста. Но знайте, что больше я не буду вам подыгрывать и притворяться неумехой в этом деле.
– А, так ты подыгрывала? И в понедельник с мужиком тоже, когда не смогла сказать даже маломальской информации по его пленке?
– В понедельник нет. Увы, такое со всеми бывает. Но больше такого не будет. А в моей квартире, да, я подыграла, когда вы мне предоставили пленки. Я сказала, что ни черта не знаю ЭКГ, чтобы потешить ваше самолюбие и показаться тупой. Это все, о чем вы хотели поговорить?
– Нет. Если ты соврала и в итоге разбираешься в ЭКГ, я сделаю тебе кое-что приятное, чему ты будешь очень рада. Не угадывай что, все равно не догадаешься.
– Что ж, тогда с нетерпением буду ждать это приятное.
– Ну, это если не провалишься.
– Не провалюсь, Сергей Александрович. Не провалюсь.
***
Когда я говорила, что с нетерпением буду ждать приятное, я не думала, что куда более будет приятно видеть на лице Потапова такую растерянность. На пятой по счету пленке он в конкретном замешательстве. То ли я брежу, то ли и вправду так и есть, но там даже и паника имеется.
– На шестой, седьмой и следующих будет то же самое, Сергей Александрович. Ну, если вы хотите удостовериться...
– Достаточно. Как ты это делаешь?
– Так же, как и вы. Я этому училась очень долга. Когда поняла, что не справляюсь, мне папа нанял врача функциональной диагностики на частные уроки. Уроков было много, так как я тупила по-страшному. Но в итоге все срослось. Где мой подарок?
– Сергей Александрович, там новенький поступил, примете? – синхронно переводим взгляд на часы.
– За пять минут до окончания смены? Ну, уж будь добра, запиши на дежурного.
– Да сегодня Яковлев дежурит, пока этот опоздун припрется, дедок может не только всех достать, но и помереть. Примете?
– Давай уже, – выдергивает историю болезни из ее рук и встает из-за стола. – Пойдем. Думаешь, я его один буду принимать?
– Окей. А подарок мой где?
– Позже получишь.
Заполнив приемку дедушки и даже накатав примерный план лечения, я принялась ждать куда-то ушедшего Потапова. Перевожу взгляд на часы: шесть двадцать. Офигеть. Полтора часа задержки, тогда как весь день ничего особо не делали. Прекрасно. Уйти, что ли, и написать ему записку, чтобы проверил приемку и лист назначений без меня без меня? Пожалуй, дельная мысль.