В мозгах орала даймон, суля мне анальные кары за такое непрофильное использование её обиталища, сзади сопел поднимающийся по ступенькам Медичи, болело ухо, а отменя по-прежнему попахивало жареным человеком и болотистой почвой. Последнее бесило еще сильнее. Лучше бы пахло кровью и выбитыми зубами Ренеева!
—В-ведите меня, м-мамзель!— рыкнул я наиспуганно пискнувшую секретутку,— Нас люди ждут!
—Ох, Дайхард…— вздохнул идущий сзади итальянец,— Вы своей смертью точно не умрете.
—Ерунда,— сопел я вответ,— Главное — не как человек умер, а скольких он успел убить! В смысле как защищал свою честь! В смысле…
Развить мысль мне не удалось, так как мы пришли к кабинету директора. Ошпарив меня тем, что искренне считала гневным взглядом, девочка на пое… побегушках нырнула внутрь первой, оставив нас с итальянцем за порогом.
—Дайхард…— итальянец говорил удивительно тихо для своего темперамента,— То, что вы устроили — оно было необходимо?
—Чаша любого терпения имеет свой объём, господин преподаватель,— процедил я,— Ренеев предпочитал заливать в мою — бочками. И неделайте вид, что вы незнаете, о чем я говорю.
—Возможно и знаю,— не стал юлить ветеран,— Но вы, так… уничтожив Юрия Викторовича, совершенно точно обрели себе врага в лице его отца, князя Ренеева. Русь очень велика, студент Дайхард… а укнязей очень длинные руки. Не делайте вид, что не знаете, о чем я говорю.
—А выбы сами как бы поступили на моем месте?— просто спросил я барона.
—Дал бы своему преподавателю возможность перенести дуэль,— ядовито процедил барон,— К вечеру половина Санкт-Петербурга будет знать, что лидер лучшего класса академии ревнителей был банально избит на дуэли раненым человеком, находящимся в состоянии истощения и под солями арканита. Походя. При свидетелях. Это была не дуэль, студент Дайхард, а расправа! Пусть волка над щенком, но кто в курсе, что вы нещенок?!
—У меня было плохое настроение,— пожал я плечами. Угроза князем совершенно не впечатляла. Елецкий вон, тоже был князем… и двоедушником. Его казнили вместе сРасхатовым, конечно, но кто сказал, что эти твари не сидят в ком-то покруче? Так что Ренеев в данный момент меня совершенно не впечатлял. Хотелось в душ и спать.
Высунувшаяся назад секс-ассистентка не стала манить нас ухоженной ручкой, а, выскочив из-за двери, попиликала себе куда-то. Следом за ней вышел и сам директор, с растерянно-удивленным выражением на упитанном лице. Он тоже пошёл, но непросто, а ухватив и утаскивая с собой слегка не понявшего такой вариант развития событий итальянца, а мне лишь напоследок махнул рукой — мол, заходи туда. Я, еще раз пожав плечами и поморщившись от тянущей боли в ухе, зашёл. Внутри меня ждали.
Так началось моё знакомство сАмвросием Лебедяновичем Витиеватым, душевнейшим дедом лет 55-ти, богатым на алопецию и добродушные улыбки, а также с его французским бульдогом Курвом и адьютантом Никитой Игоревичем Достоевским. В кабинете директора, где почему-то слегка светился глобус, установленный на специальной подставке, еще присутствовал и граф Азов, но онвсего лишь подошёл ко мне с самого начала аудиенции и, процедив, что Константин не сделает и шага за ворота академии ни один, ни сомной, тут же вышел, наверняка к сыну.
Остались вышеупомянутые трое, причем по важности я сначала выделил бульдога. Толстая крупная собака с темно-пятнистой шкурой дисциплинированно дождалась, пока Истинный граф сделает свои дела, а затем посеменила ко мне, издали излучая желание укусить. Так он, в общем-то, и был переименован изКорвина вКурва при полном одобрении веселящегося хозяина. Укусить, если что, у него не вышло, по банальной причине в виде адъютанта-перехватчика. Сам молодой человек был насквозь обычным настолько, что хрипящий от разочарования пёс, рвущийся у унего из рук, полностью оттягивал внимание от лица. Я запомнил лишь легкую курносость и серые глаза перед тем, как человек, носящий столь роскошное имя как Амвросий, полностью завладел моим вниманием.
Разговор у нас быстро стал непринужденным, так как на кокетливый вопрос «знаете ли вы, молодой человек, что за вами охотятся жаждущие мести двоедушцы?», я чистосердечно ответил, что прекрасно знаю, вот одного уже с утра в болоте и похоронил. Ну, в смысле угробил. А так он там лежит, да. Остыл, конечно, но еще не воняет. Нет, воняет, конечно, но непротух. Амвросий Лебедянович тут же, слегка поперхнувшись, правда, улыбкой, озадачил своего подчиненного сверкой, проверкой, находкой и вскрытием, а сам, удерживая своего неприятно целеустремленного Курва, продолжил разговаривать со мной человеческим голосом. Я, испытывая определенное облегчение от его искренней заботы о моей жизни, отвечал вполне честно и откровенно (в определенных пределах), а ужкогда упомянул блокнотик, взятый с трупа, чуть не стал назначен лучшим другом этого замечательного старикана.
Ну это я так, сарказмирую.
Витиеватый (выбрал же себе псевдоним!) был злым, тёртым, коварным дядькой из каких-то спецслужб Империи, в данной момент озабоченной двоедушцами до обосранных штанов. Когда я сломал портал, некоторые из них, в разных концах страны, впали в истерику и амок, от чего и были выявлены, изловлены и допрошены. Поднялся жуткий кипиш, в результате которого вышли на мою светлую личность и какое-то время за ней следили. Неплотно. А жаль, было бы плотно, мне бы непришлось половину ночи лежать на полянке в ожидании пули из собственного пистолета.
Торговаться со мной никто не собирался. Вот ты, товарищ Кейн, хочешь жить? Хочешь. Мы это можем обеспечить. Кто мы? Неважно. Заинтересованные лица и даймон академии, который стережет всю территорию. Но так как нам лично нужен не ты, а те, кто хотят тебя подвергнуть лютым пыткам за уничтоженную родину — будь любезен, оказывай содействие. Какое? Любое. В разумных рамках, конечно же, но ихграницы определим мы. Никто же нехочет, чтобы имперские тайные службы решили, что всех выловили, а хитрые двоедушцы, затаившись, таки добрались до молодого и перспективного ревнителя? Правильно.
—Мне они показались очень осторожными… особями,— аккуратно поделился я своим мнением со стариком. Тот бдительно следил заКурвом — бульдог обмяк тряпочкой, закрыл глаза и засопел, на самом деле притворяясь ради побега. Хозяин это знал.
—Так и есть, господин Дайхард,— покивал старичок,— Кстати, ко мне можете обращаться «ваше благородие». Очень уж япривык к такому незамысловатому обращению. И звучит оно куда лучше, чем вот эти вот имена да фамилии. Продолжайте.
—Понял, ваше благородие,— не стал разводить я политесы,— Так вот, как до меня будут доносить ваши пожелания?
—Вопрос неинтересный и несложный,— махнул рукой дед, едва не упустив курвскую собаку, ждавшую своего часа,— Кого-то из студентов уберем, а добавится новый. Скажем, изМосквы. Сосланный сюда за… что-нибудь.
—А может даже и неуберете,— пробормотал я, вызывая удивленное движение на редкость густых бровей деда,— Может и сам убежит…
—Это вы оком, голубчик?
—Да вот…— ну ирассказал я приятному человеку с неприятной собакой Курвом, что произошло со мной буквально на пути в этот самый кабинет.