***
Кира зачерпывала попкорн картонным цилиндром, крепко сжимая челюсти. Прошло уже два дня с того момента на том сраном вечере, а её все никак не отпускает. Она поставила попкорн на стойку и протянула руку, чтобы принять деньги.
—Приятного просмотра,— выдавила она из себя, возвращая сдачу.
В груди больно саднило. Между желудком и легкими словно образовался тяжелый ком, а сердце билось так, будто она шла до этого несколько сотен метров быстрым шагом. Кира шумно выдохнула через нос, закрывая глаза от переизбытка чувств стыда и ненависти к самой себе, что периодически накатывали на неё. А точнее, в таком состоянии она находилась уже третьи сутки. Это минуты покоя — или в её случае апатии — накатывали на неё периодически, давая передышку нервной системе. Как она могла быть такой идиоткой? Как она могла повестись на такое? Как она могла дать ему использовать себя? Манипулировать собой? Как? Видимо, она совсем дура набитая, раз не заметила очевидных признаков манипуляции. Права была её мать тогда, десять лет назад, когда Кира училась чистописанию — она еще та бестолочь. Потому что ну как можно было этого не заметить-то? Здесь ведь все было. Она буквально недавно читала статью в интернете «признаки мужчины — манипулятора». И эта его показная холодность в самом начале. Разыгрывал, блять, из себя недотрогу. Затем унижение, но какое! Он унизил её, при этом не сказав ни одного обидного слова. И эта техника «ближе-дальше». Ситуация в его доме — наглядный пример. Его замыслу трахнуть её там, прямо на обеденном столе, помешала его больная мать. А уж эта игра на чувстве жалости. Слезливая история о болезни его матери. Кира чувствовала всепоглощающую ненависть, что сжигала всё на своем пути, мешая спать по ночам. Ненависть не только к нему, но больше к себе — за то, что повелась на его уловки, за то, что дала использовать себя, за то, что ревела из-за него. Последнее убивало больше всего. Она не хотела быть размазнёй, даже перед самой собой. И когда слезы всё равно подступали к горлу, она буквально давала себе пощечину, чтобы прийти в себя. В школу она не ходила. Это был уже третий день, когда она прогуливала занятия, а это значит, что завтра или на днях объявится Грин со своими нравоучениями и сованием носа в чужие дела, черт бы её побрал. Меньше всего Кире были сейчас нужны неприятности дома, но она все равно ничего не могла поделать с собой. Она не могла и не желала его видеть, а его бесконечные звонки, которые сразу же переключались на беззвучный режим, являлись триггером к очередному приступу ненависти к себе и ко всему живому. Кира каждый раз боролась с собой, чтобы не ответить ему, проигрывая в голове песню Dua Lipa. Уже второе утро подряд она вставала так же, как обычно вставала в школу, собиралась на занятия и выходила из дому, делая вид, что идет в сторону точки, откуда автобус забирает школьников, но по пути сворачивала в другую сторону и ехала в торговый центр, чтобы провести время там, так как по утрам Джин была дома. К полудню она возвращалась домой, а затем шла на работу в кинотеатр.
Подошла еще одна парочка и попросила два больших попкорна и две колы. Кира еле сдержалась, чтобы не скривить лицо: в руке у девушки была деревянная палочка, на конце которой было красное сердечко с ленточкой с надписью: «Я люблю тебя». День Святого Валентина лишь завтра, но, похоже, некоторые пары уже начали праздновать, заставляя одиноких или брошенных страдать уже сейчас. Разве мало того, что все прилавки пестрят разного рода сердечками и мягкими игрушками по тематике? Куда Кира не обращала свой взор, везде были надписи: «Я люблю тебя!», «Любимой», «Будь моей». Лучший момент для расставания, а точнее, для открытия того, что тебе изменяют, ничего не скажешь. Пока она набирала попкорн, Кира позволила себе закатить глаза, вспоминая, что мистера Коулмана тоже ждала открытка ко Дню Всех Влюбленных, которую он бы получил на свой домашний адрес. Она планировала отправить её вечером двенадцатого числа, то есть, вчера. Но то было в прошлой жизни, до того, как она узнала правду. Эта открытка ей приглянулась в книжном магазине, куда они зашли с матерью, чтобы купить отцу какого-нибудь дешевого чтива в реабилитационный центр, помимо журналов, что он читал.
«128√e980»
На белом фоне красным цветом на обложке открытки, а внутри, когда открываешь, видишь то же самое, только без верхней половины текста, так что получается I love you. И маленькое сердце внизу. Просто. Открытка так и лежит в одном из ящиков стола, за которым она делает уроки.
«Приду домой и сожгу её к чертям!» — подумала Кира и повернулась с двумя большими попкорнами. От увиденного у неё взлетели брови. За парочкой, что мило переговаривалась между собой, стоял Мигель Тауэрс. Кира рассчитала голубков и вопросительно посмотрела на друга. После того случая они не разговаривали и не виделись. И, признаться, видеть человека, которому она открыла свою одну из самых противных тайн, ей хотелось сейчас меньше всего.
—Привет,— приветливо поздоровался он.— Как дела?
—Норм.— Она попыталась сделать вид, что занята, и принялась протирать стойку. Всё что угодно, лишь бы не встречаться с ним взглядом.
—Как работа?— поинтересовался парень, положив обе руки на прилавок.
—Тоже ничего. Как обычно.
—Я это…— Мигель замялся, заставляя Киру отвлечься от своего занятия и посмотреть на него.— Пришел извиниться перед тобой.
Девушка замерла с тряпкой в руке, а затем окончательно оставила её и повернулась к Мигелю.
—Я повёл себя как идиот тогда,— продолжал тот, не глядя на неё.— Ты открыла мне душу, а я как последний мудак повел себя с тобой, когда ты нуждалась в слушателе, а не в судье. Тебе и так было паршиво, а я еще и добавил.
Кира поджала губы, чувствуя, как вся покрывается пятнами.
—В общем, извини меня за то, что только добил тебя, вместо того, чтобы утешить. Ты нуждалась в этом.
—Всё в порядке, Мигель.— Кира наконец обрела дар речи. Она стояла вся красная и без конца теребила край формы.— Я все понимаю, ты ведь друг Фрэнка.
—И твой тоже,— эмоционально произнес он,— Среди друзей нет неравенства и половой дискриминации. Ты мне такой же братан, как и Фрэнки.
—Ну спасибо…— Девушка саркастично хмыкнула. Если Тауэрс думал, что это комплимент, то он ошибался.
—То есть, хах…— Тот смутился и стал мять свой затылок, опустив взгляд.— Ты не братан, конечно. Не в том смысле, что ты подумала. Я хотел сказать, что ты мой друг…
—Я поняла.— Кира подошла ближе и вытянула руку, положив её ему на плечо.— Спасибо. Это очень важно для меня.
Парень поднял глаза, и от его взгляда Кира смутилась и тут же убрала руку.
—Что ты делаешь завтра вечером?— спросил он, а Кира почувствовала острое желание провалиться под пол.
—Эм… Работаю. Кажется…— промямлила она, стараясь не опускать взгляда. Её щеки и уши пылали так, что смело можно было поджигать спички.
—Кажется?— повторил за ней парень, чуть приподняв бровь.
—Я проверю.— С этими словами она заглянула во «входящие», проверяя график на эту неделю, хотя она прекрасно знала, что у неё завтра не было смены.