–Но там же люди погибли!.. Молодые, дурные, еще могли бы исправиться. Ты что-то ожесточился, Берлог.
Я подумал, ответил почти уверенно:
–Да нет, я и был таким, только скукоженный в жестких рамках общества. А сейчас свободен от всех рамок и красных линий. То ли бессмертный, то ли вовсе неживой, но как-то так. Боюсь, когда начнем переводить людей в цифру, такое начнется, если каждый сбросит узду…
Саруман вздрогнул, зябко поежился.
–Вообще-то да,– сказал он,– не продумали, а что потом, а что потом, как говаривал товарищ Евтушенко. Я вот тоже осуждаю теракт и сожалею о гибели, но это все наше воспитание, а если копнуть… жалко ли мне этих дебилов, что всю ночь там пьют, пляшут, совокупляются, а утром расползаются, ни на что не пригодные? И квантовую физику из них никто учить не будет, зуб Фальстафа даю!
Фальстаф сказал весело:
–Ну ты у нас вообще интеллигент-экстремист, вроде князя Кропоткина, а то и вовсе Бакунина. Зато Берлог всегда был образцом благоразумия.
–Это у него микробном был разумный,– предположил Саруман.– А без него он зверь лютый и мохнатый.
Я сказал, защищаясь:
–А вы смотрели, кто в ночных клубах?.. Ни одного научного работника, как и токарей или слесарей.
Сынки и дочери богатых родителей, вырастут паразитами-чиновниками. Папаши пристроят на хлебных должностях. И будут пилить бюджет, урывая на виллы в Майями и яхты по сто миллионов долларов.
Фальстаф пробормотал:
–Вообще-то если взглянуть на автомобили, припаркованные у таких клубов, то ясно, что не работяги и даже не доктора наук. Мне на такую тачку лет десять не есть и не пить… Но все-таки вот так жестко… гм, мы же гуманисты!
–Из-за нашего гуманизма,– отрезал я,– кто только не ездит на нашем горбу! Нет уж, пора это дело в свои натруженные руки. Надеюсь, с «Мерикратором» выгорит. Хоть из нас еще те деятели, просто почва созрела. Без перемен всем хана. И дубу, и свиньям.
Саруман проворчал недовольно:
–Пролетариат уже брал в свои натруженные.
–Да ладно,– возразил Фальстаф,– я еще черных полковников застал! Военные брали власть чаще пролетариата. И успешнее, пусть и на какое-то время. Да не на Франко киваю, Сулла показал пример раньше!.. Удачно? Удачно. И на пользу обществу. А Наполеон?.. Но тогда не было сословия ученых, а теперь настоящая ценность в обществе – мы. И должна быть единственной силой. Да только по старинке кланяемся вельможам, выпрашиваем разрешение работать. Нас бы только кормили, и мы уже счастливы.
Я напомнил:
–Некоторые уже сами себя и других кормят. Гугел, Майкрософт, АйбиЭм, Тесла и прочие титаны, что наконец-то расправляют плечи.
Фальстаф вскинулся, глаза заблестели.
–Вот-вот!.. Но еще не осознали, что мы и есть сила. Править и устанавливать законы должны умные и грамотные, а не хитрованы, пролезшие каким-то образом во власть.
Саруман сказал с осуждением:
–Двое поджигателей, с кем я только общаюсь? У нашей верхушки, если на то пошло, достаточно высокий уровень ай-кью. Не у всякого лауреата нобелевской…
–Смотря на что их ай-кью направлен,– возразил Фальстаф,– они мастера интриг и подковерной борьбы, а мы со своими докторскими абсолютно беспомощны в таких схватках. Так что не надо про их ай-кью. Для меня простой слесарь, пусть даже с ай-кью вполовину ниже, важнее такого хитрована. Он деталь для самолета вытачивает, а не планирует, как умело оторвать от бюджета еще пару миллионов долларов себе на виллу во Флориде! Кто для общества важнее?
Я молчал, посматривал то на одного, то на другого. Прекрасные сотрудники и даже дружбаны, с такими можно женами делиться, если бы те у нас были. Всегда во всех решениях и делах у нас консенсус, но, чувствую, с момента перехода в цифровую форму то ли все больше отдаляюсь, то ли мое очищенное сознание начинает работать четче и направленнее… как бы это сказать, на выживание человеческого вида. На способствование этому выживанию, сейчас мы в опасной ситуации, как вид.
–Ладно,– сказал я,– будем посмотреть, что дальше. Я ж не говорю, что надо проводить проскрипцию, как делал Сулла!.. Но иногда и в каких-то пределах… Иногда такие случаи сами лезут под руку. Да только власти у нас нет.
Фальстаф кивнул, всегда был малость радикалом, но Саруман нахмурился, сказал предостерегающе:
–Большое зло начинается с малого.
–Надо брать власть,– сказал Фальстаф бодро.– На следующих выборах выдвинусь на пост президента.
–А есть предвыборная программа?– спросил Саруман с иронией.– Без нее даже заявку не примут.
–Есть,– ответил Фальстаф торжественно.– Из одного-единственного пункта! Все равно простой народ дальше не читает. А так даже самый простой и ленивый ухватит и запомнит. Потому и проголосует за меня.
–Ну-ну?
Фальстаф взглянул на нас, понизил голос:
–Разрешу в поединках ММА и прочих боях без правил соперникам не только разбивать в кровь морды, но калечить и даже убивать. Как и было раньше в старое прекрасное время гладиаторства! А потом продвину это правило и для футболистов-хоккеистов. Чуть что – в хлебало. Не так посмотрел – в рыло. Перебежал дорогу – разбить ряху!
Саруман взглянул на него исподлобья, поморщился, но сказал с тяжелым сарказмом:
–Поймал, поймал волну… Знаешь, простой народ отдаст за тебя голоса. Вангую победу в восемьдесят-девяносто процентов! Берлог, что скажешь?
Я сказал с тоской:
–Народ звереет все больше. В поединках ММА крови все больше, римские гладиаторы столько не проливали. Так что да, простой народ голоса отдаст. Но чтобы те голоса не растерять, придется озвереть и самому. И обрасти шерстью. За таким президентом пойдут, даже не спрашивая, куда приведешь.
Фальстаф набундючился, спросил с неудовольствием:
–Думаете, не сумел бы повернуть это стадо?
–Повернут они тебя,– сказал Саруман тяжелым и, как у всякого мудрого и знающего интеллигента, обреченным голосом.– Спускаться легче, чем подниматься, не знал? Это мы сумасшедшие, а чем народ проще, тем здоровее. В нем сумасшедших нет, полистай статистику. А что и президент посещает стадионы на потребу, так это чтоб показать электорату, что он свой, такой же простой. Умному притвориться дураком, что два пальца об стол.
Глава 7
Китайская система рейтингов и репутации основана на убеждении, что человек знает, что хорошо и что плохо, потому в погоне за хорошими оценками будет вести себя достойно и правильно, чтобы повышать свой статус.
Когда-то и у нас считали, что человек знает, что такое хорошо, на этом убеждении и пытались построить коммунизм – счастье всего человечества, но теперь после краха впали в другую крайность: человек хоть и знает, что такое хорошо и что такое плохо, но все равно хищный зверь, с ним только кнутом и железом, а держать надо в наморднике драконьих законов, шаг вправо и шаг влево – расстрел за попытку к бегству, а подпрыгнешь на месте – пуля в лоб за желание взлететь над законами и властью.