–Я пойду впереди!
Ее спина вытянулась в струну, грудь выкатилась так, что натянула ткань, рискуя прорвать, Люсиль резко развернулась на пятках и величественно обошла Савмака. Тот озадаченно нахмурил брови и стал переводить взгляд с Олега на Люсиль и обратно.
Волхв дождался, когда молодая женщина окажется в начале колонны и проговорил одобрительно:
–Вот и славно. Теперь, в случае чего, тебя съедят первой.
Послышался нервный ик девушки, она как шла молча и горделиво, так и развернулась в обратную сторону. Вновь обогнула ратника, а мимо Олега прошагала с царственно поднятой головой и остановилась позади него.
Савмак, наблюдал за ее передвижениями с озадаченным лицом, он произнес недоуменно:
–Это что? Выходит, теперь съедят меня?
Олег покосился наверх. Небо в просветах листвы стремительно теряет краски, воздух наполняется вечерней прохладой, а сырость с болот становится плотнее.
–Если не поторопимся,– ответил он,– съедят всех.
Дальше тропинка уходила круто вниз. Они быстро спустились с холма, влажная прохлада моментально облепила кожу, осела на волосах и в носу. Здесь уже сумерки, кусты по сторонам – словно темные спины громадных кабанов, а стволы – как ноги исполинских животных. В стоячем воздухе застыл запах тины и чего-то сладкого.
–Багульник,– сообщил Олег.
–Где?– не понял Савмак.
Волхв пояснил:
–Где-то тут. Пахнет сладко. Пока пахнет, мы почти в безопасности.
–Так может, надрать этого багульника?– предложил Савмак.– Будем им тварюк хлестать.
–Оно бы хорошо,– согласился Олег.– Но время потеряем. А ночью по болоту лезть – удовольствие особое.
В памяти волхва всплыли многочисленные воспоминания о походах через топи и по позвоночнику пробежали зябкие пупырышки. Олег передернул плечами. Вода в болотах холодная и вязкая, заливается во все полости, а вместе с ней и мелкая живность, которая не гнушается живиться человеческой кровью. Есть еще существа покрупнее, те и целого человека проглотят с удовольствием.
–Так поспешим же,– трубным голосом призвал Савмак и ринулся через пахучие заросли.
Половину пути они преодолели резвой трусцой по тропинке, та стала совсем узенькой, зато кочки с шапочками морошки участились. Вскоре тропинка начала пружинить, словно хвойный ковер, но через некоторое время так закачалась, что несложно догадаться – под этим ковром только плотная и густая жижа.
Олег всех торопил. Сумерки уплотняются, небо меж веток совсем бледное, а здесь, внизу только фигуры и видно. Ратник впереди превратился в огромный темный силуэт, Люсиль шлепает тихонько позади волхва, и при каждом его оглядывании вздрагивает, она тоже сейчас как тень, только стройная и миниатюрная. Багульник пахнет сильно, но это в воздухе, а в водной толще его нет, а значит, нет и его защитительного свойства.
Спереди послышались плевки и шмыганье, силуэт Савмака обернулся, голос прозвучал чуть хрипло:
–Тропка кончилась.
Позади Олега испуганно всхлипнула Люсиль и затараторила высоким от страха голосом:
–Как же мы пойдем? Почему мы не вернулись в город? Почему не взяли, как полагается, лошадей? Почему не поехали дилижансом? Разве мы не могли так сделать?
–Могли,– кивая, отозвался Олег, вглядываясь в темноту впереди.– Могли и вернуться, и лошадей новых поискать. И целую вечность туда-сюда ездить. И тебя не спасать тоже могли. Могли?
Недовольное сопение за спиной сообщило, что пыл девушки мигом утих, хоть и не ушел полностью. Она проговорила хмурым голосом:
–Лошадьми было бы быстрее, пастор Олег.
–Но в целом дольше,– пояснил он.– Время самый ценный ресурс, что есть у человека. Пока что. К тому же неизвестно, что там на дорогах. А в эти дебри ни один нормальный не сунется.
–А как же эти?– поинтересовался Савмак, в полумраке кивая обратно.– Послушники.
–Да какие ж они нормальные?– удивился Олег.
Ратник согласно выдохнул.
–Хотя да,– ответил он.– Красивых баб только ненормальные жгут.
Ночь окончательно опустила темный полог на лес, болото погрузилось во мрак, в котором то там, то тут мерцают зеленоватые огоньки и бледно-голубым светятся гнилые коряги. Где-то страшно закричала птица, Люсиль в страхе кинулась на спину Олегу и прижалась, теплые руки обвили его за пояс.
Он скривился.
–Только не сопи. А то всех кикимор разбудишь.
Люсиль испуганно икнула позади.
–К-кикиморы?
Олег кивнул уверенно.
–Ну или какие-нибудь мавки. А может, и болотники, если такие еще остались. Они страсть как красивых любят. А ты у нас самая красивая.
–Мне страшно,– пискнула, Люсиль, ее теплая грудь еще сильнее прижалась к спине Олега.
–Сам боюсь,– ответил он.
–Может, вернемся?– снова слабо раздался ее голосок.– Обойдем как-нибудь?
Олег выдохнул, отплевываясь от светлячка, настырно мостящегося ему на губу.
–Поздно. И некогда. Не успеем – все падет прахом.
–Ну почему нам теперь надо торопиться?– захныкала Люсиль.– Пока я тебе не сказала про этот Меч, ты зачем-то лежал на лавке и знать о нем не знал. А теперь гонишь через болото.
Олег многозначительно и тяжело произнес:
–Знал. Всегда знал…
Силуэт Савмака впереди идет, раскачиваясь, как разбуженный медведь, и протаптывает в мягкой почве путь. Моховой настил под ними качается, ноги ступают мягко, но если он выдержит ратника, значит, и Олег с Люсиль пройдут.
–А мне бабка рассказывала,– начал Савмак, пыхтя и сопя, словно лось,– что кикиморы красивыми девками оборачиваются и честных людей в топи заманивают.
Люсиль за спиной Олега охнула, она так и шла, прижавшись к нему всем телом.
–Не к ночи о них вспоминать,– суеверно прошептала она.
Олег кивнул.
–И то верно,– согласился он.– У нас своя кикимора. Сама кикимористая и красивая. Вон как в спину вцепилась. Покрепче мавки.
Савмак хохотнул угрюмо и сказал:
–Пастор, я, конечно, понимаю, у тебя духовность. А духовность твоя может огонь разжечь? А то ни зги не видно. Иду как слепой. Того глядишь – нырну с головой, а ты, не осерчай, хоть и мощный пастор, но я тяжелый. Не вытянешь – утопну.
Эти топи Олег помнил еще с тех пор, когда болота здесь не было, а цвел обширный луг. Потом сдвинулась ось мироздания, воздух стал влажнее, а почва жирнее и пришел лес. Он разросся, как повилика в огороде нерадивой хозяйки. Воздух влажнел, дожди залили земли, а подземные реки набухли. Настало время болота. Однажды и оно уйдет в небытие, когда его воды иссохнут, а на этом месте родится что-то новое и нужное.