Земля - читать онлайн книгу. Автор: Валера Дрифтвуд cтр.№ 43

–Может, правы те, кто говорит – милосерднее избавить их от страданий? Что думаешь, земляк – не жильцы?

–Ничего… не… думаю,– отвечает орк, помолчав.– Злюсь.

* * *

На самой серёдке ночи Ййр просыпается, замёрзнув.

Под крутым берегом дышит море, на земле копошится вольная мелкая жизнь, и небо теперь безлунное, тёмное, как застарелое горе.

Тянет взвыть, и выкричать себя целиком изнутри наружу, дрожащей кровавой изнанкой к стынущей горькой воде, и всего себя отдать, онеметь, никогда больше не быть.

Тянет взвыть, но Ийр молчит.

Пусть его безлунной песней будет совсем и не песня.

Страфилье проклятье оказалось неволей злее любой клетки, и если единственное, чем орк может прекратить это паскудное колдовство,– чистая смерть, хотя бы для одного крылатого – так тому и быть.

* * *

За страфилями должен по-хорошему присматривать Гуннар, или, может, Марк – Ийр точно не помнит, чья очередь. Но ни тот, ни другой попросту не пришли.

Серый сидит на своей подстилке – не бормочет уже, но и не спит, глаза мутные. Серый от калитки ближе всех. Ийр забирает его в охапку, и страфиль даже не дряпается, хотя такенным когтям только кишочки и выпускать – обезволенное лёгкое тело. Ийр чувствует под ладонью биение страфильего молодого сердца.

Закусывает губу.

Бежать. Теперь бежать.

Окраинной тропкой, что сама ложится под ноги.

Бешено, вольно, в мах.

Бежать на дальнюю кручу.

Шальные горхаты…

* * *

–Сдохни или лети,– хрипит Ийр.

Где-то за спиной солнце уже вот-вот покажет краешек, но прямо здесь ещё настоящая ночь.

На страшной глубине, под кручей, горькая вода лижет чёрные острые камни.

Серый поворачивает голову и что-то скрежещет.

Отсюда никто не услышит, вот только для честного воя у Ййра уже не хватает дыхания. Ййр хрипит страфилю в лицо: «Я не дам тебе живьём сгнить, валенок!! Нет ни дня, когда бы мне не хотелось умереть! Нет ни дня, когда бы я не радовался, что тогда не подох! Давай, засранец! Сдохни или лети!!»

Замах.

Глухой рык из орчьей костлявой груди прорывается коротким то ли смехом, то ли рыданием.

Лёгкое тело в серо-стальных перьях падает, кувыркаясь, навстречу щербатым чёрным каменным зубам Страфиль раскидывает крылья, и восходящий ветер подхватывает его, как любимого брата.

Долгие дни лета свиваются седмичками, отмеченными более-менее постоянным появлением Брук на исходе каждой недели. Та исправно возит на остров новости – местные и почтовые, для Рины – и некоторый припас. На жиренную часть этот припас состоит из разного баловства для людят, но тут уж Ййр может честно признать: чаёвничать с печеньем или шоколадами бывает лестно. И бугайчику от сладкой еды польза: маленько сбавляет его спесивость. Банки с персиками в береговой лавке тоже не перевелись. Хорошо.

Савря живо тянется в рост, в силу, в голос. Крылья её скоро совсем сровняются, а отросший хвост и узенькая спина проблёскивают на солнечном свету красивым стальным и серебристым пером, хотя животок ещё почти совсем пушной, дымчатый. Страфильи чада растут даже быстрей орчат; да и ловчую сноровку умная Савря добирает неплохо, а по части рыбалки, глядишь, ещё взрослых летуний поучит.

На Ибрагимовых яблонях вовсю толстеют зелёные и лиловатые завязи. Ришка в охотку шастает их проведать, и не только чтобы напоить по жаркому дню. Однажды Ййр видит издалека, как девчура похаживает между яблонь, гладит молодые деревья совсем по-дружески, вроде даже напевает им что-то. «Не заготовить ли для ветвей подпорки»,– думает Ййр про себя. Завязей в этом году уродилось больше, чем бывало прежде, а от Ришкиной ласковой дружбы деревца, верно, расщедрятся на урожай.

Орку хочется подойти. Не то чтобы Ййр в своё время внимательно слушал Ибрагима по части этих яблонь – думал, перемёрзнут все, да и дело с концом, и заранее злость брала. Но они прижились, хоть не все, да многие, и Ришкин дед знал их по причудливым именам: Красавица, Память, Янтарь, Поклон, Радость, Заря, Подарок… Ййр не уверен – сам Ибрагим эти прозвища им выдумал или впрямь люди так назвали разные породы. Может быть, Ришке интересно было бы об этом послушать? Но негоже её сбивать: даже издали фигурка в жёлтой рубашке среди древесной семьи кажется такой лёгкой и счастливой.

Маленькое время Ййр следит взглядом за приметной жёлтой рубашкой, потом отворачивается, усмехнувшись. Юность к нутру подкралась. Как лиса к куропатке. Элис иногда говорила, что к ней подкралась старость – заболела ли коленка, скрутило ли крестец, или просто припала охота побрюзжать почём зря; оказывается, бывает и наоборот.

* * *

Савре нравится навещать коз на выгоне. Как ни посмотри, удивительное дело: под заботой у Матери Гиблых живут такие небывалые звери, не добыча и не хищные враги – друзья. Всё же очень похоже, что Мина и Мэгз когда-то были людьми, наподобие теперешних Риши и Кнабера. Как иначе объяснить такое диво?

Нынешние же люди вместе с Ййром-Землёй принесли козам угощения: сочной зелёной лебеды, выщипанной с огородных грядок, красивых витых полосок – картошкиной шкуры, и ещё всякого разного.

При подходе к выгону нужно хорошенько разогнаться – лучше получается вприскок, а не на рысях – оттолкнуться ногами и прыгнуть, отчаянно хлопая крыльями: Савря не оставляет попыток взлететь на самую верхнюю перекладину изгороди. Получится же когда-нибудь! Покорится перекладина – тогда можно пробовать и на столбик…

Сегодняшний прыжок удаётся так неожиданно лихо, что подрастающая страфиль едва успевает цапнуть когтями верхнюю жердь и только чудом не переваливается на другую сторону. Поводит для равновесия растопыренными руками-крыльями – пёрышки на шее и голове встали дыбом, горло смехом залило. Все, все видели! Мэгз громко мемекает, приветствуя Саврину ловкость. Мина семенит поближе, с изумлением моргая своими выпученными глазами. Савря оборачивается через плечо.

–Ты смогла!– радуется Рина.

–Крепнут крылья,– Ийр-Земля с широкой улыбкой сдвигает шапку на самый затылок.– Силу-то набираешь, летунья. По пригодному ветру, ещё с веранды под горку дерзни попрыгай.

А Сэм Кнабер до того восхитился, что молча мостину с лебедой из рук выпустил и ухватился за свою светописную машинку – без неё человек никогда со двора не шастает. Должно быть, усмотрел в Саврином скоке на изгородь большую красоту.

* * *

Красота и правда.

Господин Галахад никогда не был настоящим серьёзным фотографом, он вообще-то преподавал в школе математику, но пожалуй будет справедливо сказать, что Сэм увлёкся светописью именно с его подачи. Старик много толкового мог поведать о перспективе, ракурсе и золотом часе, но по глубинному счёту благородство искусства сводилось – по словам господина Галаха-да – к этим двум понятиям: к правде и красоте. Ха, как, впрочем, и его любимая математика.