«Стой». «Езжай к ТЦ». «Вернись к дому Белова». «Поехали к парку». «Развернись».
Поначалу Вероника молча, чтобы не сбить его с мысли, подчинялась. Потом, поняв, что никакой системы в командах Тимофея нет, что он попросту мечется, не зная, куда себя деть, начала злиться. И сейчас раздражение от его упрямства достигло высшей точки.
–С чего ты взял, что он еще там? Да он где угодно может быть. Нужно все-таки поехать в полицию и написать это чертово заявление! Примут, никуда не денутся. Денис не отвечает – хрен с ним, нужно потребовать, чтобы связались с его женой. И уж она, когда узнает о пропаже ребенка, такой кипиш поднимет, что никому мало не покажется. Искать – это работа полиции, не наша! У них есть для этого все, а у нас – ничего.
–Есть. У нас.
–В смысле?– взвилась Вероника.– Ты о чем, вообще?
–У нас есть то, чего нет и не будет у полиции,– по-прежнему глядя перед собой, упрямо сказал Тимофей.– Мы его знаем. Я – знаю.
–Ты все-таки законченный псих.– Вероника вздохнула, механически притормозила перед очередным светофором. В последний час ей казалось, что руки и ноги существуют отдельно от нее. Нервные окончания реагируют не на сигналы мозга – живут собственной жизнью.– У меня вот на старой работе тетка была, а у нее муж, алкаш запойный. Спьяну и бил ее, и деньги из дома уносил, а она рыдает – но не уходит. Он, говорит, пообещал, что исправится. За сорокет уже, двадцать лет женаты, а она все верит. До сих пор, наверное, с ним не развелась. И ты такой же.
–Любовь,– задумчиво проговорил Тимофей.– Странная непреодолимая тяга, невозможность расстаться… Да. Пожалуй, ты права. Это похоже.
–Что – похоже?!– взвилась Вероника.– Что ты несешь?!
–Аркадий,– сказал Тимофей.– Он появится. Не сможет не вернуться… Кстати, вот и он.
Последнюю фразу произнес так просто и буднично, что Вероника не сразу поняла. Когда поняла, сердце пропустило удар, а в глазах потемнело.
Она подъезжала к повороту на ту самую улицу, где потеряла Аркадия. Перестроилась в крайний правый ряд. А в десятке метров перед поворотом, шагнув на проезжую часть, вытянул руку человек.
Шапка-петушок с надписью «лыжня России», куртка с накладными карманами – из тех, что на распродажах лежат в контейнере с пометкой «все по 300». Куртка была расстегнута. А под ней виднелись клетчатая рубашка и жилетка цвета хаки. Аркадий с улыбкой смотрел на подъезжающую к нему прокатную «Нексию».
* * *
Он сел позади Вероники. Когда машина остановилась рядом и Тимофей опустил стекло, Аркадий приказал ему:
–Открой заднюю дверь. Стой,– остановил Тишу, когда тот попытался выйти из машины, чтобы тоже сесть сзади.
–Сзади просторнее,– спокойно, так, словно Аркадий был его знакомым и они договорились встретиться, сказал Тимофей.– Сидя рядом, нам будет удобнее общаться.
Аркадий покачал головой:
–Ты останешься на месте, или я не сяду вовсе. Выбирай.
Он разговаривал с Тимофеем и обращался только к нему. Веронику как будто вовсе не замечал.
Тимофей, помедлив, захлопнул дверь. Аркадий сел позади Вероники. Приказал:
–Поехали.
Вероника посмотрела на Тимофея.
–Езжай,– сказал он.
–Если она еще раз повернется к тебе, я сделаю с ней то же, что с остальными,– пообещал Аркадий. Он по-прежнему разговаривал только с Тимофеем.– Не люблю, когда вертятся, вместо того, чтобы следить за дорогой.
–Не поворачивайся, Вероника,– ровно попросил Тимофей.
А Вероника, скосив глаза туда, куда смотрел он, похолодела. Прямо возле своей шеи увидела нож. Наверное, тот самый. А голос Аркадия раздался очень близко, он буквально дышал Веронике в затылок. Она почувствовала запах, который сегодня уже вдыхала – тот, что стоял в лавке у Аркадия. Запах старых вещей.
Не закричать. Главное – не кричать! Не дергаться. Сохранять спокойствие… Вероника вцепилась в руль так, что побелели пальцы.
–Езжай,– повторил Тимофей.
Когда Вероника включала передачу, заметила, что у нее трясутся руки. Так страшно ей не было еще, кажется, никогда. Тронуться удалось не с первого раза.
–Где девочка?– спросил Тимофей.
–Девочка там, куда без моей помощи тебе не добраться.– Лица Аркадия Вероника не видела, но по голосу показалось, что он улыбается. Краем глаза увидела, как водит пальцем по широкому блестящему лезвию.
Веронике потребовалось собрать всю силу воли для того, чтобы заставить себя смотреть на дорогу. Взгляд невольно пытался вернуться к ножу.
–Красивый, правда?– услышала Вероника голос Аркадия.– У девочки тоже все красиво. Красиво и романтично…
* * *
Настя не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она пришла в себя.
Полчаса? Три часа? Десять минут? Казалось, что времени здесь просто не существует. Оно замерзло и не движется – так же, как сама Настя.
Она сидела на замусоренном полу в странном помещении, круглом и просторном, никогда прежде в таких не бывала. Обломки кирпичей, камней, и почему-то горелых бревен. Впрочем, все это едва угадывалось в полумраке.
Настя очнулась от холода, он пробирал до костей. Не сразу сообразила, что холод идет снизу, от пола. Вспомнилось вдруг строгое мамино: «Не сиди на полу, застудишься!» Если бы мама только видела…
Хотя, если бы Настя рассказала маме, она, наверное, не поверила бы. Настя сама-то пока не очень верила. Ей все еще продолжало казаться, что случившееся – просто дурной сон, который закончится сразу, как только она проснется.
Аркадий Михайлович.
Или просто Михалыч, как называл его отец, Настя почему-то хорошо запомнила, как в один из вечеров папа пришел домой в приподнятом настроении и рассказал, что встретил старого, еще отцовского приятеля.
«Прозябает охранником в какой-то мухосрани,– рассказывал он маме.– За четверть века ничего не изменилось. По-моему, даже одежду носит все ту же».
«Кошмар,– вздохнула мама.– Но ты ведь ему поможешь?»
«Помогу, конечно. Не так много осталось людей, которые помнят отца».
Михалыч казался Насте забавным – таким же, как его «бизнес», приносящий что угодно, кроме прибыли, это было очевидно даже ей. Настя относилась к его чудачеству примерно как к бабушкиному увлечению огородом – со снисходительностью юности, твердо знающей, что уж ей-то точно известно, как нужно жить, но не мешающей старикам лепить куличики в своей песочнице.
Когда Михалыч сегодня вдруг посигналил ей, идущей из школы, в машину Настя села исключительно из вежливости. Идти было недалеко, а потрепанный «Ларгус»– явно не тот автомобиль, в котором мечтаешь прокатиться на глазах у одноклассников. Ну да ладно, пусть старику будет приятно. И Настя села в машину.