Тристан почувствовал прилив гнева. За последние годы он пережил много утрат. Сначала брат. Потом мать. А теперь вот отец, которого он никогда не имел.
Тристан сжал в кулак руку, опиравшуюся на стекло, и прислонился к кулаку лбом. Черт бы побрал этого герцога. Не будет он больше думать о нем. У него есть более важные проблемы. Такие, как Кристиан. Тристан много лет разыскивал своего брата. А теперь появился шанс найти его. Ему была нужна лишь информация, имевшаяся у Ривса, и немного времени.
Он провел рукой по подбородку и почувствовал, как царапается успевшая отрасти щетина. Когда надменная леди уходила, он заметил покраснение на ее лице, вызванное отнюдь не смятением, а трением о его щетину. Если эта соблазнительная леди будет и впредь появляться в его жизни, ему придется почаще бриться.
Пруденс. Хотя на сердце было тяжело, он улыбнулся. Это имя
[1]
очень ей подходило.
У него еще было живо в памяти воспоминание о поцелуе, и его нижняя губа дрогнула, как будто он вновь ощутил прикосновение ее губ. Ее этот поцелуй взволновал.
Тристан был вынужден признать, что получил немалое удовольствие, видя, что привел малышку в такое смятение.
Она выглядела еще привлекательнее, когда его поцелуи привели в беспорядок ее волосы и платье. Привлекательнее и... он вытянул губу, вспоминая, как она выглядела, когда он наконец позволил ей встать на ноги. По правде говоря, она выглядела весьма разгоряченной. Да, в этой женщине, несомненно, есть огонек. Огонь и чувственность, которая только и ждет, чтобы вырваться на свободу.
Жаль, что она относится к тому типу женщин, на которых женятся. Если бы она позволяла себе вольности и была готова на все, он бы, пожалуй, воспользовался ее милостями. По крайней мере, в постели.
Пруденс была миловидной, пылкой, умной и честной. Одним словом, она принадлежала к числу таких женщин, которых Тристан избегал.
Мысль о том, чтобы обзавестись семьей, ему не импонировала. Он был скитальцем, человеком моря. Он тяжело воспринимал необходимость оставаться на одном месте и проклинал свое увечье.
Сама мысль о том, чтобы быть прикованным к дому, была для него мучительной, поэтому он не возражал против нашествия моряков в его коттедж. Пусть даже он купил этот коттедж, но он был его домом не больше, чем любое другое место, где он спал, с тех пор как впервые оказался в море.
Именно поэтому серьезные отношения с Пруденс не могли привести ни к чему, кроме страданий. Она была из тех женщин, которые, где бы ни оказались, начинали создавать дом. Ее бы не устроили скитания с континента на континент, а именно так Тристан был твердо намерен жить, как только более или менее благоустроит жизнь своих людей. А ей потребуются дом со шторами на окнах и садом и муж, который каждый вечер с наслаждением сидит у камина.
Ему еще предстояло многое сделать: позаботиться о своих людях, отыскать брата. К тому же почти всю свою жизнь он был одинок и не считал, что это так уж плохо. Он, по сути дела, никого не мог бы назвать своим родственником с тех пор, как... Кристиан!
Застарелая боль шевельнулась в его сердце. Где брат? Как сложилась у него жизнь? Эти вопросы донимали его до тех пор, пока, убедившись, что он не может получить на них ответы, Тристан не перестал их задавать. Он отказался думать об этом. Отказался надеяться.
Пока не появился Ривс.
Тристан вдруг заметил, что до боли сжимает пальцами набалдашник трости. Думать об этом было трудно.
Но в этом был новый вызов. Так сказать, новое море, которое предстояло переплыть. И он его переплывет, уж будьте уверены. Он найдет Кристиана. А также добьется у попечителей разрешения на получение денег для своих людей. Жизнь иногда требовала трудных компромиссов.
Он оглянулся через плечо на письменный стол. Там, словно издеваясь над ним, лежало завещание. Он прочел его все целиком, до последней буквы, но так и не смог поверить тому, что в нем говорилось. И размерам того богатства, которое оставил старый герцог не только ему, но и Кристиану.
– Тысяча чертей, где же этот Ривс? – Тристан снова посмотрел в окно. Ему был нужен дворецкий. Нужен для того, чтобы найти Кристиана и чтобы помочь расположить к себе попечителей.
В отличие от других известных моряков Тристан избегал привлекать внимание общества к собственной персоне. Он ненавидел связанную с этим фальшь, шелка и бархат, под которыми скрывались черные сердца и мелкие, эгоистичные душонки. Зная своего папашу, он догадывался, что за люди эти «попечители». Тристан мог бы поклясться «Викторией», что все они надутые самодовольные задницы.
Тристан взглянул в сторону сарая, заметив, что сквозь щели в его дверях пробиваются лучики света и падают на быстро темнеющий двор. Они так и манили в теплое помещение. Было бы очень заманчиво пересечь двор и посмотреть, кто из его людей соблазнился ужином, предложенным Ривсом. Наверняка там будет Тоггл, потому что действиями этого человека руководит желудок. И возможно, еще один-два человека. Наверное, их нельзя винить: не так уж часто им доводилось отведать такой превосходной пищи.
Питание у них становилось все более скудным, а жилье – перенаселенным. Подобно кораблю в открытом море, вдали от земли, они начали ощущать нехватку припасов. Вот и сейчас на письменном столе Тристана лежала аккуратно сложенная пачка счетов, подлежащих оплате. Его финансовые возможности были почти исчерпаны, а на пороге дома что ни день появлялись моряки, нуждающиеся в приюте.
Тристан покачал головой. Об этом он подумает потом. А сейчас попытается вспомнить название соуса, от которого был в таком восторге Тоггл. В желудке у него заурчало, как видно, соус стоил того, чтобы вспомнить его название. Он взглянул на часы, стоявшие на каминной полке.
Почти шесть! Где же ужин? Обычно кок ставил на стол порцию для каждого задолго до этого часа, Тристан дохромал до двери и распахнул ее.
– Стивенс!
Ему ответило только эхо. Похоже, он был совсем один в пустом доме.
Странно. За последний год такое случалось так редко, что хватило бы пальцев на одной руке, чтобы пересчитать такие случаи. В зловещей тишине Тристан дошел до конца коридора. Неужели все его люди отправились в сарай? Неужели все до одного? А как же его ужин?
Что-то проворчав себе под нос, он схватил с крючка плащ. Накинул его и вышел из дома.
Несколько мгновений спустя он был возле сарая, откуда доносился громкий шум голосов.
Тристан распахнул широкую дверь и замер на месте, не веря своим глазам. Он уже видел, что сарай изменился внутри, но теперь он не просто изменился, а преобразился коренным образом. Все помещение было идеально чистым, длинный узкий стол, стоявший посередине, был застелен белыми скатертями и накрыт сверкающим серебром и фарфором. Стол освещался большим серебряным канделябром, то тут, то там были расставлены супницы. Однако больше, чем великолепная сервировка, Тристана поразило то, что его люди, все как один, присутствовали за столом. Даже Стивенс, который восседал во главе стола и с блаженной улыбкой созерцал аппетитную пищу.