—Достойный подход. Но надо было соглашаться сразу…— авторитетно заявил полицмейстер, но я видел его глаза и был уверен, что эта… хм… версия истины ему понравилась.— Я бы вас понял. Кстати, а вино и коньяк, случайно, были получены не от этих работодателей?
Я отрицательно помотал головой:
—Нет, Аристарх Иннокентьевич, не от них. Откровенно говоря, будучи в Великом Новгороде, я совершенно случайно познакомился с потрясающей девушкой. И увлекся. Как и она мною. А через какое-то время выяснил, что она является телохранительницей Императрицы Дарьи Ростиславовны. В тот момент мне было все равно, да и потом, собственно, тоже, ибо меня потрясла Личность. Но во время отдыха в Дагомысе я как-то обмолвился, что собираюсь прикупить гостинцев для человека, которого по-настоящему уважаю. Потом был вынужден рассказать, за что именно, а Лариса заявила, что достойным личностям надо дарить достойные подарки, пообещала помочь и укатила во дворец…
…В кабинете у полицмейстера я проторчал минут сорок, а на обратном пути заехал к дядьке Пахому, вручил гостинцы ему и его родичам, попросил при первой же оказии сообщить моим, что я на днях уйду в Зону, но заскочить на Базу не смогу, и вернулся в форт. «Манул» оставил возле ДОС-а, поднялся в свой жилой блок и, порадовавшись реакции на свое появление, устроил дамам мини-экзамен.
Результаты не удивили — и та, и другая научились «плести» заклинания приблизительно на одном уровне, хотя трехмерная схема ударной волны была раза в два сложнее, чем волчьего скока. Тем не менее, я похвалил обеих дам, но Язву при первой возможности назвал на ушко умницей, проигнорировал фразу «Я опытнее!» и, дождавшись возвращения Ярины из туалета, дал команду собираться.
Дамы повскакивали на ноги и развили бурную деятельность. Принцесса подхватила с кровати заранее подготовленную стопку шмотья и умчалась в ванную, а Шахова, как «любимая женщина», переоделась при мне. И тоже не сильно, но «припекла». Хотя я уткнулся взглядом в экран комма и видел ее формы только периферийным зрением. Потом эта парочка обулась, взяла с кресла «Хамелеоны», выяснила, что еще из снаряги нам может пригодится на этой тренировке, а еще через минуту построилась у двери.
К машине дамы спустились так же энергично. А когда оценили размеры внедорожника, одинаково прыснули. Правда, Шахова издеваться не стала. А Ярина слегка позабавилась. Над нами обоими:
—Ребят, я понимаю, что полет в кабине истребителя пробудил в вас пылкую любовь к тесноте, но я-то тут причем?
—Пока не попробуешь сама, не узнаешь!— отбрила ее Лариса, ускорила шлепком по заднице и очень нехорошо прищурилась.
Я проследил за ее взглядом, увидел ефрейтора Ефрема Капитонова и криво усмехнулся:
—Не обращай внимания: ненависть в его глазах вполне нормальна. Более того, он тут такой не один.
—А чуть подробнее можно?
—Да запросто: я водил его в рейд чуть более года тому назад. Он был «мясом», за «особые заслуги» заработал прозвище Руко-… хм… …— зад и был распределен не в рейдеры, а в РМО
[6]. Причем на должность, на которой можно сломать или потерять разве что ржавый лом. А на ней шансов перейти в боевой состав намного меньше, чем хотелось бы. Вот и бесится.
—Рат, а ты можешь озвучивать прозвища без купюр?— попросила Ярина с заднего сидения.— Даем слово, что в обморок не упадем!
—Хотя бы те, которые дал сам…— уточнила Шахова.
Я почесал затылок, оглядел солдат, марширующих мимо, как назло наткнулся на лица тех, чьи прозвища могли вызвать проблемы посерьезнее обмороков, и нашел хоть что-то приличное:
—Четвертая шеренга, третий справа…
—Без половины уха?
—Он самый. Заслужил прозвище Рваный Валенок. Но первое слово не прижилось, так что теперь откликается только на последнее. А пятого в той же шеренге называют Вибратором.
Долгорукая прыснула:
—Стесняюсь спросить, каким именно…
—Промышленным: увидел зварда, забился между корнями здоровенной ели и трясся до конца боя.
—Думаю, ему надо представлять именно так: Вибратор Промышленный и никак иначе…— хохотнула Язва.— А то я бы, к примеру, поняла не так, как надо.
—Ладно, посоветую при первой же возможности…— пообещал я, сел на свое кресло и скомандовал: — Ладно, советчица, забирайся в машину — нам пора на полигон…
* * *
…Весь первый час тренировки дамы учились вливать Силу в новые плетения. Лара занималась этим делом, сидя на небольшом камне лицом к полосе препятствий и отрешившись от всего земного, а Ярина убивалась стоя. Вернее, перемещаясь на считанные десятки сантиметров, то и дело теряя равновесие и даже падая. Но это было нормально, ведь для того, чтобы более-менее нормально двигаться волчьим скоком, надо было вывешивать правильно ориентированные плетения на определенном расстоянии от себя и идеально рассчитывать их высоту над областью выхода из каждого отдельно взятого перемещения. А на самом начальном этапе освоения это было сложно даже художнице, обладавшей великолепным глазомером. Поэтому она то цепляла стопами землю, то зависала над нею и устремлялась вниз, то выходила из скоков не вертикально, то… оставалась на месте из-за того, что «выносила» плетение за пределы нынешних возможностей, и оно тупо не наполнялось Силой.
Тем не менее, прогрессировала Долгорукая куда быстрее, чем я в свое время. Что вызывало смешанные чувства: радость за нее, «белую» зависть и… сочувствие к матушке, вынужденной дрессировать такую бестолочь, как я. К слову, я весь этот час изображал голос совести Великой Княжны — двигался параллельно ей, вглядывался в каждое плетение, подмечал ошибки, а после каждого «кривого» прыжка объяснял, почему он не получился, и вредничал. Зато как только девушка перестала совершать грубые ошибки, отпустил ее на вольные хлеба. В смысле, дал отдохнуть четверть часа, а затем поставил задачу научиться двигаться по прямой как можно более частыми волчьими скоками. А сам устроился возле Шаховой, оценил ее успехи и решил провести следственный эксперимент: попросил женщину раз пять-шесть подряд создать ударную волну на предельном расстоянии, вливая в плетение одно и то же количество Силы, понаблюдал за тремя первыми подходами, а на четвертом схитрил, создав аналогичное плетение рядом с плетением Ларисы Яковлевны.
Результат подкинул пищи для размышлений: диаметр сферы, в которой воздух «вдруг» переходил на сверхзвук, остался прежним, зато интенсивность процесса существенно возросла. Поэтому громыхнуло так, что нас с Шаховой чуть не опрокинуло на землю, с лиственниц на опушке осыпалась вся хвоя, а мне позвонил оперативный дежурный «Девятки» и спросил, что, собственно, происходит.
Язва врубилась в причины столь резкого изменения мощности плетения, что называется, с полпинка, но все-таки задала уточняющий вопрос:
—Синергия?
—Она самая…— кивнул я и очень подробно объяснил, как и где именно создавал свое плетение.