Дети августа - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Доронин cтр.№ 55

Сашка понимал от силы три четверти из того, что говорилось, но стеснялся переспросить. А старик продолжал:

—Помнишь, я тебе говорил про майора Демьянова и убежище в Академгородке? Так вот сурвайверы присоединились к ним еще там, на втором месяце после… или третьем… память меня уже подводит. А первые дни войны они пересидели в своем укрытии, где они запасли все необходимое. Они его звали «гнездом». Этих людей уже тоже нет. Кто на войне с алтайцами погиб, кто сам умер… Но когда я эти строки печатал, многие были живы. И я эти строки покрыл пластиком на специальной машинке, чтоб дольше сохранились. Если не царапать и не ломать, буквы должны сохраниться на тысячи лет. Я хочу, чтоб все это видели одновременно с фотографиями последствий. Может, детям, которые только научились читать, знать это рано. Но взрослые это хотя бы раз в жизни прочесть должны. Все значительно сложнее… чем ты привык думать. Мы не были невинными овечками, о нет… Некоторые люди здесь… тоже хотели войны. Именно ядерной. Ждали ее. Хотели убивать. Радовались чужим катастрофам и бойням. Радовались как дети, когда умирал или погибал неприятный им деятель. Не все в нашей стране были такими… и не большинство… но достаточное количество. А большинство были хорошими и честными… но кучка негодяев управляла ими, как ослами — с помощью морковки.

Он перевел дыхание. Лицо его покраснело, старик расстегнул воротник. Младший на мгновение даже испугался, как бы деда не хватил удар. Но тот вскоре пришел в себя и остыл, выпив кружку холодной воды.

—Я знаю, для тебя… это может показаться нормальным. Потому что ты дикарь, почти как Пятница из книжки. «Мы их съели — добро, они нас съели — зло». Но мы росли в другое время. Тогда человечество хоть и спотыкалось, но шло вперед. Развивались технологии, росла экономика, худо-бедно улучшалось благосостояние… Да, мир был несправедлив и лжив, но если позади была тьма средневековья, то впереди можно было разглядеть свет. И я долго не мог понять, откуда взялся такой реванш первобытности. Конечно, не только у нас в России. Много где. Как будто внутренняя обезьяна, которую долго загоняли в клетку, вдруг сбила замок и вырвалась на волю — все ломать и куролесить. Думаю, мы тоже могли начать ту войну. Но… мне легче от того, что это сделали не мы. Иначе не знаю, как смог бы я жить сейчас. Те, за океаном, в истерике не бились. Надо было им — просто бомбили. Спокойно и до основания. Я не говорю, что не было крови у них на руках, что ими не двигала жажда наживы. Но вот что я скажу… для танго нужны двое. И наверняка для нашей страны была дорога, как этой войны можно было бы избежать. Я не про капитуляцию. Я про разумную и взвешенную линию поведения. Можно было хотя бы чужие авианосцы каждый день истребителями не провоцировать. Я про то, чтоб быть примером для других, а не пугалом. Чтоб культивировать в себе лучшее, а не плохое… Чтоб в мирном труде соревноваться, а не в колониальных войнах. А в результате получилось в точности, как у новосибирцев с алтайцами… Хотя нет. Даже эта аналогия хромает. Выродка Мазаева мы ничем не провоцировали. Он сам напал, чтоб нас ограбить и поработить.

Про войну жителей Подгорного с прежним Заринском и про объединение выживших из этих городов Младший уже знал, но дед рассказывал скупо, без всяких кровавых подробностей, которые Младшему были ой как интересны.

«Вот бы поучаствовать в таком»,— Сашка не произносил этой фразы вслух, но хищный блеск глаз было трудно скрыть, да и восхищение, должно быть, настолько хорошо читалось на его лице, что дед поморщился.

—Чур тебя! Дуралей. Надеюсь, тебе в жизни придется стрелять только в белок и зайцев. Максимум — в волков. Никогда не заказывай у судьбы приключения. Я тоже когда-то мечтал… о свободе на баррикадах. Или на руинах,— губы старика сложились в грустную улыбку.— Боюсь, небо поняло меня… слишком буквально.

Да, дедушка явно часто возвращался мыслями к той войне. Не к мировой, в которую не воевал, а спасался простым беженцем, а к их местной. Несколько раз, когда Сашка оставался у них с бабушкой, то сквозь сон слышал, как ближе к полуночи старик начинал бормотать во сне и ворочаться на своем жестком матрасе. Глаза его в эти моменты были закрыты, а дыхание становилось частым и прерывистым.

«Да пристрелите меня сразу,— вдруг начинал он причитать умоляюще.— Вам-то какая разница? Пристрелите!»

А то вдруг злобно бормотал: «Вон он в окне! Мочи его, Витек! Мочи козла!»

Бабушка в таких случаях пихала его локтем в бок: «Молчи ты, вояка диванный!», и он погружался в глубокий сон, причмокивая, но до самого утра храпел, хватая, как рыба, ртом воздух, будто задыхался во сне.

Дедушка с хлюпаньем отпил чая из своей любимой кружки с надписью про карьеру (тогда она еще была цела) и изрек, глядя Младшему прямо в глаза, как своему отражению в зеркале, которое не искажает, а молодит:

—Не все, кого мы убили тогда, были чудовищами. Нет, были, конечно, и настоящие уроды… садисты, насильники, живодеры… но их такими сделала жизнь. А с остальным нас просто столкнули обстоятельства. Это были обычные мужики — трудяги, крестьяне. Они были не хуже нас. Тут уж такая ситуация была — или они, или мы. Они бы нас не пожалели,— Данилов-старший говорил это так, будто изо всех сил старался убедить себя.— Их вина была в том, что они дали увлечь себя подонкам.

В глазах Александра-старшего была огромная боль, которую он носил в себе всегда, но редко показывал.

—И знаешь… Я понимаю, что чувствовали те люди, которые мечтали нанести удар первыми, разбомбить Белый Дом и Йеллоустонский вулкан. Я помню ту красную пелену перед глазами и ненависть, от которой трясет и пульс подскакивает вдвое. Когда думаешь, что враг твой — насекомое, нелюдь, выродок. И самое лучшее, что ты можешь сделать, это поскорее стереть его с лица Земли, стереть весь его род. Я чувствовал ее дважды в жизни. Один раз там, в поселке Гусево, где мы умножили всех пленных на ноль… Второй раз — когда я здесь в Прокопьевске шел по выжженной земле и проклинал свое правительство, что оно не успело построить Машину Судного Дня, чтоб гарантировано уничтожить мир в случае атаки на нас! Весь мир — и индусов, и зулусов, и аборигенов Меланезии… Хотя откуда мне было точно знать? Может, успело? Может, за это и поплатилось вместе с нами? Так вот, я понимаю эти чувства… но презираю их.

Дед перевел дух. Видно было, что ему нелегко даются эти слова. Лицо его снова покраснело.

—Все это… от внутренней обезьяны. Она живет в каждом из нас, и всегда готова взяться за рычаги. Ее хлебом не корми — дай головы резать и живьем сжигать. Чужаков, врагов, предателей. Бей ее по голове всю жизнь, чтоб не высовывалась. Помни, что это она виновата в том, что мы здесь оказались. И даже если тебе придется когда-нибудь браться за оружие… Сохрани холодную голову.

Закончив эту фразу и посмотрев себе под ноги, дед добавил:

—Под холодной головой я не имею в виду голову врага, положенную в ледовый погреб. А то еще поймешь неправильно. Даже скальп снимать не обязательно.

Тем вечером они вышли вместе во двор. Было уже темно, и на чистом черном небе без луны и облаков проступил яркий рисунок созвездий. Где-то лаяли собаки, сонно хрюкала в хлеву свинья Нюрка. Нажралась и улеглась на толстый бок — спать. И невдомек ей, что должны ее заколоть, хоть и придется для этого звать Пустырника. Сам дед никогда бы не смог.