— Сделали. Да.
— Но как? Не могли же Шоргуа?.. И зачем им?
— Нет, это не Шоргуа. Все гораздо хуже. И даже хуже, чем тебе кажется. Она мне тут давеча сказала, что ей вообще все равно, если Дари сейчас с кем-то другим. И с кем — тоже все равно.
— Она… знает, что с ней сотворили?
— Нет. И не понимает даже. Уверена, что ничего не случилось и все у них — как прежде.
— А Пепел? Знает?
— Догадывается. Наверняка. — И увидев вопросительный взгляд Фаэлин, добавила: — Понимаешь, в Реске, перед отъездом, она с ним даже и не поговорила толком. Мальчик примчался сразу, едва узнал о скандале, а она небрежно его в щечку чмокнула, буквально пару минут поболтала и вернулась к отцу. И вообще не поняла, что после такого он не просто растерян, а ошеломлен.
— Вы там были? — Фэл вдруг сообразила, что бабушка говорит так, будто все это происходило при ней.
— Была. Ретен попросил. Успела даже раньше, чем Дари приехал.
— Подождите… — ресса вдруг подобралась, что-то заподозрив. — А о чем он вас попросил? О чем именно?
— Не оставлять ее одну ни на минуту, — леди кивнула. — Да, девочка, ты все правильно поняла, было подозрение, что ее могли подтолкнуть что-то с собой сделать. Потом. Когда она станет уже не нужна и будет лишь мешать — как лишний свидетель.
— И?
— Нет. Этого ей вроде не внушили. Но что-то там есть… Определенно. И не я одна это подозреваю. Ретен просил задать ей несколько неудобных вопросов, чтобы выяснить точно — первое: не копнулись ли у нее в мозгах; и второе: осознает ли это она сама. Так вот, я написала ему «да» и «нет». И абсолютно уверена, что не ошибаюсь.
— Я… — Фэл поднялась и пошла к двери. — Я поговорю с ней. Объясню. Она должна понять…
— Она тебе не поверит. И закроется совсем, так что потом уже никогда не достучимся. Это все, чего ты добьешься.
Ресса замерла, так и не дойдя до порога:
— Вы уже пытались?
— Да. Но без толку. Она считает, что все с ней в порядке, и с мальчиком у них все как раньше.
— Не понимаю.
— Конечно не понимаешь. Ты же ресса. Страшилками про Шоргуа, что ломятся в чужие головы, тебя небось с детства пугали, так?
— Так.
Бабушка кивнула:
— Ты с этим выросла, и никогда не сомневалась в реальности таких вещей. А для нее это как сказка. Так что нет, логика тут бесполезна. Она должна почувствовать, что с ней что-то не так. Сама. Других вариантов нет.
— И что теперь?
— Пока — ничего.
— Ничего не сделать? Даже если попросить Шоргуа?
— Насильно? Нет. Повторюсь: чужое из своей головы она должна вытряхивать сама, сначала поняв, что оно чужое. И потому мальчику лучше быть рядом, а не носиться неизвестно где.
— А где он?
— Догоняет того, кто с ней это сделал. И поверь, он очень зол. Очень.
глава восьмая
Место Пеплу оказалось незнакомо. Совсем. Начиная от обстановки и кончая видом из окна. Очень эффектным видом, кстати — панорамным. Но эту панораму он точно никогда не видел, как и этот город вообще.
Если бы Дари спросили, на чем держится его уверенность, он ответил бы — цвет. Общая гамма была «не той». Непривычно светлой, если говорить коротко. Вот Праут, например, всегда воспринимался им рыжим; Реска — серой; Сонресорм выглядел розовато-бежевым… А кварталы, что сейчас лежали внизу, смотрелись почти белыми. С графичными контрастами непривычно черных крыш и темной зелени многочисленных парков. Нет, тут он точно никогда не бывал, но что именно сейчас видит, уже догадывался.
Насагонт. Столица Сиенуры. Кое-что об этом городе Пепел читал.
Много читал, если уж начистоту.
И совсем не удивился, когда услышал чужую речь из уст холеного господина, ловко подцеплявшего вилкой кусочек ветчины — розовой и одуряюще ароматной:
— Вусли, я устал тебе повторять: если продолжишь настаивать, оно выйдет тебе боком. Причем очень неудобным.
Сложностей с пониманием сказанного у Дари не возникло — этот язык он всегда учил охотно и владение им считал для себя нужными. Так что сейчас говорил на нем ничуть не хуже, чем любой из тех, кто в Сиенуре родился.
— Не соображу, почему вы решили сделать из этого проблему, — откликнулся второй из собеседников — темноволосый, вызывающе красивый и… очень похожий на свои фотографии, которые Эрдари держал в руках совсем недавно.
К панораме он очень старательно сидел спиной, и так, словно боялся обернуться. Пепел злорадно подумал, что душка Олли никакого удовольствия сейчас не получает — ни от затейливого салата в своей тарелке, ни от красот, открывающихся с высоты. В отличие от его собеседника, который наряду с видами, наслаждался еще и явным страхом своего визави. Идея пообщаться именно в этом ресторане высокой (во всех смыслах) кухни, принадлежала наверняка ему, а с чужими желаниями он считался мало. Занятные у них отношения… Впрочем, услышав следующую реплику, Дари быстро отвлекся от неуместных размышлений:
— Но вот что я вам скажу, сьер Фирмиллит, — продолжил тот, в ком Пепел опознал нового знакомца своей невесты. — Я не отступлюсь. Эта девушка мне нужна.
— Сьер Олифуэлл, — подтвердили Пеплу его догадки. — Тебе следовало бы думать о другой девушке.
— Я вам не болонка, — резко подался тот вперед. — Чтобы думать лишь о сохранении породы. Да и Делориза на собачку тоже мало похожа.
— Ошибаешься, Вусли, — холеный господин неспешно взял салфетку, промокнул губы и сделал маленький глоток из бокала. — Думать ты должен не о сохранении породы, а о ее создании. Сохранять там, увы, пока нечего. А вот ваши с Дел дети вполне могут получиться именно тем, что требуется. И тогда да, речь пойдет уже о сохранении…
— Повторяю, мы не собаки!..
— Не ори! — резко оборвали его — словно кнутом щелкнули. — Не смей повышать здесь тон.
И поскольку возражений не последовало, продолжил уже спокойнее, но еще более жестко:
— Если я скажу: собаки — будешь гавкать. Иначе сам знаешь, чего лишишься. Знаешь ведь?
Собеседник набычился, но возразить не рискнул.
— Вижу, что знаешь-таки. И потому женишься, на ком скажут. Ясно?
— Ну… хорошо, — тон Олли сбавил, но не отступился. — Даже если женюсь, что помешает мне иметь, скажем, содержанку?
— Любовницу? — усмехнулись ему в ответ, расставляя все точки над всеми буквами.
— Да, — тот гневно сверкнул очень необычными, почти желтыми глазами.
— Дочку Сорвени?
— Да!
— И как ты собираешься ее здесь удерживать? — злости в голосе холеного господина уже не осталось. Только насмешка. — Силой? Или своими э-э… способностями?