Первое время я лежал, трясясь от холода и напряжения, жмурясь от яркого солнца, стараясь хоть немного согреться и прийти в себя. А потом. Стоп! На траву? Я открыл один глаз и увидел, что действительно лежу на траве. На зеленой траве!!! И тут же нос заполнили запахи лета. Уши стали различать жужжание насекомых и пение птиц.
Быстро заняв сидячее положение и уперевшись спиной в колодец, я недоуменно осмотрелся. Вокруг меня все зеленело. Как в конце мая или в июне. Рядом с колодцем росло несколько крупных ив, за ними — заросли ясеня. Еще дальше, по-видимому, был огромный овраг, за которым простирался изумрудного цвета шелестящий лесной массив.
Слева, метрах в десяти от меня, стояла избушка. Четырехстенка. Старая-престарая. И маленькая. Стены длиной не больше 5 метров. Крыша земляная, поросшая зеленой травой, как в каком-то фильме про хоббитов. Виднелась малюсенькая дверь посередине сруба и слева от нее крошечное окошко без стекла. Сарай, одним словом. Только уж очень странный. Допотопный какой-то. Я таких и не видел нигде.
Перед сараем были навалены хворост и несколько сухих древесных стволов. Еще стоял грубо сколоченный стол с двумя скамьями. Рядом в землю была вкопана пара жердей, между которыми на натянутых веревках вялилась рыба. Два щуренка и окуньки с плотвой. Загляденье. За сараем виднелся еще один, примерно такой же. Только, по всей видимости, меньших размеров.
Я вздохнул. Удивляться уже не было сил. То обстоятельство, что я из январского Владимира каким-то образом очутился в летнем… неизвестно где, меня, конечно, озадачивало и жутко бесило. Но, на фоне событий последних дней, и, главное, после только что пережитого мной в подземной дыре и колодце, это уже не казалось чем-то из ряда вон выходящим. Наверняка у этого есть какое-то разумное объяснение. Например, я умер. Или еще только умираю, и мой агонизирующий разум пытается поддержать меня в последние секунды жизни этой галлюцинацией. Или я, например, нахожусь в каком-нибудь продвинутом эко-реабилитационном центре в Судогодском районе, куда поместила меня Екатерина, и где я восстанавливаюсь от перенесенной черепно-мозговой травмы. Или вообще не было никакой Екатерины, никакого наследства, и я восстанавливаюсь от длительной комы после ранения, полученного в засаде где-нибудь в Шатойском районе.
Вставать не хотелось. Яркое теплое солнце делало свое дело. Я согревался и понемногу приходил в себя. Нет, не успокаивался, а включал разум. На все это мне понадобилось минуть пятнадцать. Убедившись, что я не сплю, что тело работает нормально, а сознание ясное, я решил, наконец, подняться.
—Эй,— крикнул я,— здесь кто-нибудь есть?
Тишина.
—Эээй!
Тишина.
Кряхча, как старый дед, я встал с земли и пошел в сторону сараев. Босиком. Тапки я где-то потерял. Или в колодце, или в подземном лазе. И возвращаться за ними у меня не было ни малейшего желания. Трава, на удивление, была мягкой и пушистой, хотя и не высокой, как будто ее косили.
Первые шаги, все-таки, дались с трудом, поэтому до ближнего сарая я ковылял неуверенной шатающейся походкой. Но постепенно в ноги вернулась сила, и за сарай я зашел уже уверенно. Второй сарай и правда был точно такой же, как и первый, только меньших размеров.
К сараю примыкала площадка, огороженная плетенью, внутри которой разгуливали с пяток кур и петух. При моем появлении петух всполошился, замер и грозно уставился на меня, выдав свое фирменное «ко-ко-ко-ко-ко», куры заквохтали и поспешили от меня в противоположную сторону своего загона, где для них был устроен примитивный шалаш. По периметру плетень была укреплена бревнами. Это, чтобы куры не подкопались и не разбежались. Снаружи изгородь подпиралась жердями. Разборная, понял я. Действительно, рядом с загоном виднелся квадрат, на котором практически отсутствовала трава. Похоже, что куры до этого паслись там.
Я обошел сарай и мне открылся небольшой огородец: грядка лука, грядка чеснока, грядка репы. Почти спелой. Значит уже конец июня. Чуть поодаль, за кустом черной смородины и зарослями ревеня я увидел две длинные грядки с капустой, небольшое поле гороха и грядку с тыквами, за которой чуть поодаль росла черемуха.
Не густо. Ни моркови, ни свеклы, ни картошки. Да и сад не очень — две яблони, ну и черемуха. Грядки кривые, не отделанные. Какой-то стремный экоцентр. Необорудованный, несовременный. А может, наоборот,— ультрамодный, под старину… И тут я увидел Шуру…
Под землей
Она тихо вышла из-за маленького сарая и, остановившись в тени яблони, молча смотрела на меня.
—Шура!?— воскликнул я от удивления, не зная, как на все это реагировать. С радостью, что тетка жива, или с горечью, что я уже нет. Или о чем вообще думать?
Не знаю, сколько бы я простоял с глупым выражением на лице, уставившись на призрак и не в силах произнести ни слова, если бы тетя Шура не сказала:
—Я не Шура. Я — Божена.
Тут меня отпустило. Божена — не Шура, значит, все эти мысли по поводу жизни и смерти можно на время отложить. Но вопросы все-таки имеются.
—Где я?— с ходу выпалил я.
—А ты, похоже, Илья?— спросила меня Божена.
—Да,— смутился я, осознав вдруг, что поступил невежливо,— Илья, подскажите, пожалуйста, где я и как сюда попал?
—Мы с Шурой и вправду очень похожи. Я ее дальняя-дальняя прародительница.
—Последнее, что я точно помню, как полз по подземному ходу, в который я из печки попал… ну, это длинная история, а потом как будто все перевернулось, и я оказался в колодце, вылез из него, а тут — лето…
И тут до меня дошло, что сказала Божена.
—Погодите, что значит прародительница,— я внимательно осмотрел ее — светло-серая льняная рубаха, длинная, почти до самой земли, юбка из синей ткани, подпоясанная разноцветным красно-белым ремешком, расшитым узнаваемым русским орнаментом из ромбов и крестов. На плечи накинуто что-то вроде широкого платка из той же синей ткани. На голове — просторная круглая льняная шапочка, в которую убраны волосы.
—Тебя должен интересовать вопрос не, где, а когда!— с улыбкой сказала Божена, похоже, пропустив последние две мои фразы мимо ушей.
—И, когда же?..
—Пойдем, пожалуй, сбитня попьём, покушаем, а там и поговорим!— предложила Божена и, развернувшись, пошла за сарай.
Мне ничего не оставалось, как пойти за ней следом. В итоге я обошел скудное хозяйство кругом и подошел с обратной стороны к столу, расположенному напротив входа в первый сарай. У стола уже стояли два мальчика и девочка. Мальчики лет двенадцати были одеты в широкие льняные брюки и такие же рубахи. Девочка в красном сарафане поверх белой льняной рубахи казалась чуть постарше. Дети были босы. Мальчики — белобрысые, девочка — рыжая. И все с яркими голубыми глазами.
—Ребятки!— крикнула детям Божена,— давайте обед накрывать, гостя потчевать. Вячко, а ты воды неси, умыться с дороги!