– Мишка не дурак, Ань. Понимал, что ему с тобой ничего не светит. Чая хочешь?
– Нет.
– Сигарету?
– Нет. Я Кириллу обещала бросить. Лучше к себе пойду. Надо это как-то переварить. Спасибо за таблетку.
– Помогло хоть?
Прислушиваюсь к себе:
– Ага.
Выхожу из кабинета, как пыльным мешком ударенная. Нет, конечно, мне до чувств шефа нет никакого дела, но это, наверное, сложно – любить без всяких шансов на взаимность. Неудивительно, что Кинчев пытается опорочить Кирилла в моих глазах. И ведь не волновало его, что я сама при этом чувствовала, как мне было плохо! А мне реально физически плохо от мысли, что я могу потерять Кирилла. Неужели сопляк стал для меня так важен? Как… Когда это случилось? Ничего не понимаю.
Схватив сумочку и телефон, выхожу на улицу. Если пройти квартал и свернуть на светофоре, можно попасть в чудесный парк, который я до этого игнорировала, потому что такая плотность детей на квадратный метр могла стать слишком большим испытанием для матери, у которой отобрали дочь. Теперь же меня это не смущает. Нацепив на нос огромные солнцезащитные очки, неспешно бреду вдоль улицы. Притормаживаю у аптеки, очень вовремя вспомнив о том, что собиралась начать прием противозачаточных. Покупаю сразу две упаковки. Когда-то этот препарат мне назначил врач. Не думаю, что с тех пор что-то сильно изменилось. Чуть отойдя в сторону, закидываю таблетку в рот. Ощущение контроля над ситуацией придает уверенности. Что бы не случилось дальше, мне не придется беспокоиться о возможной беременности. Учитывая то, как качественно Кирилл меня заливает спермой, прерванный акт – не слишком надежный метод контрацепции. К тому же мы уже обсудили, что я буду предохраняться. В этом вопросе Кирилл довольно легко под меня прогнулся. Эта мысль заставляет меня резко остановиться. А собственно, какую мою просьбу он проигнорировал? Что-то не припоминаю. Да, иногда мальчишка страшно упрям, но страх меня потерять понукает его идти на уступки. Чертов мальчишка! Лучше бы ты и дальше выламывал мне руки. Так было бы проще держать тебя на расстоянии.
В офис я возвращаюсь еще более взбудораженной, чем уходила. Остаток дня проходит в бесконечной езде по делам фонда. Уже возвращаясь домой, я снова слышу по радио, что Кира официально вызвали на допрос. Видите ли, у следствия появились какие-то новые данные. И хоть диктор новостей опять ни в чем прямо Кирилла не обвиняет, это выглядит так, будто его уже осудили и вынесли приговор. Алло, а где же ваша хваленая презумпция невиновности?! Мои руки на руле начинают дрожать, а в левой половине груди начинает так сильно ныть, что даже вновь проснувшаяся менструальная боль отходит на второй план. Я не хочу думать о том, что мальчишка, которого я воспитывала целых три года – хладнокровный убийца. Мне сложно смириться (какими бы ни были его мотивы), что молодой мужчина, которому я каждую ночь отдаюсь – монстр.
– Ты сегодня поздно. Устала? Я велю накрывать на стол.
Как и всегда, когда он оказывается дома к моему появлению, Кирилл выходит меня встречать. Не глядя на него, сбрасываю со стоном туфли.
– Было много дел. А ты чем занимался?
Я запинаюсь в надежде, что он не станет мне врать. И замираю к нему спиной, опасаясь услышать правду.
– Помимо того, что два часа бездарно провел в ментовке? Тебя же это больше всего волнует, Аня?
– Поставь себя на мое место. – Пожимаю плечами. – Я переживаю за тебя.
Кирилл подходит со спины, обхватывает мои плечи и жарко шепчет в ухо:
– Мне ужасно приятно, что ты за меня переживаешь, но это не имеет совершенно никакого смысла. Они ничего на меня не найдут. Клянусь.
– Почему ты так в этом уверен?
– Потому что доказательств моей вины не существует в природе. У них даже мотива нет. Так, наобум прессуют в надежде, что проколюсь.
– Скажи, что я могу тебе верить, и я поверю, – шепчу я, взволнованно облизав губы.
– Только мне и можешь. Никому больше, слышишь?
Руки Кирилла соскальзывают на грудь и с силой сжимают болезненно напряженные полушария.
– Перестань, Кирилл. Все равно ничего не получится. – Дергаю плечом.
– Почему?
– Потому что у меня месячные.
– Да мне все равно.
– А мне нет. Это очень болезненно.
– Давай в попку. Жесть как хочу попробовать.
– Я, кажется, сказала – нет! – рявкаю я, и Кирилл все-таки медленно отстраняется.
– Это что сейчас было? Запоздалый ПМС?
Не желая ругаться, бурчу:
– Пойду посмотрю, как там Ариша. Соскучилась.
– Ладно. Ань…
– М-м-м?
– Мы закрыли тему? Надоело каждый раз к ней возвращаться.
Киваю, выдавливаю улыбку напоследок и все же поднимаюсь к Арише. Остаток вечера мы проводим вдвоем с дочкой. Плаваем в бассейне, ужинаем на террасе. Кирилл же остается в доме под предлогом того, что ему нужно поработать. Мне тревожно. Знаю, что он не из тех мужчин, которые стали бы наказывать свою женщину игнором, но все же не нахожу себе места. Ну что я и правда привязалась к этим высосанным из пальца обвинениям? Стоит всплыть какой-то новой информации, и меня опять начинает колбасить.
Вернувшись с Аришей в дом, притормаживаю у двери в кабинет Виктора. Как будто мне мало на сегодня дерьма, перед глазами всплывают картинки нашего с ним разговора, когда я додумалась рассказать мужу о том, что его сын меня преследует. Боже, какой же наивной дурочкой я была! На что я надеялась? На то, что он поговорит с Кириллом, и тот от меня отстанет?
– Это папин кабинет, – вздыхает Ариша, сильнее сжимая мою ладонь.
– Знаю. Я ведь жила тут с вами.
– Хочешь, зайдем? Там у него такие красивые модели парусников!
Одну из этих моделей я подарила Виктору на день рождения. Впрочем, вряд ли он сохранил ее на память обо мне.
– Давай.
В отличие от всего остального дома, в кабинете старшего Воржева ничего ровным счетом не поменялось. Как я и думала, нет только моего парусника стоявшего раньше на каминной полке, но это меня совершенно не удивляет. Если уж он меня так легко вычеркнул из своей жизни, что ему стоило избавиться от моего подарка?
– За этой картиной находится сейф, – сообщает Ариша.
– Это мне тоже известно.
Ариша выглядит несколько недовольной моей осведомленностью. Как будто я обесцениваю те секретики, которыми она хотела со мной поделиться. Закусываю щеку, чтобы не улыбнуться.
– Так, может, ты и пароль от него знаешь? А то мы не можем открыть. Кирилл даже специальных людей вызывал.
– Нет, вряд ли. Наверняка твой папа его поменял после того, как мы развелись.
Но для чего-то я подхожу к стене, сдвигаю картину вбок и по памяти ввожу заветные цифры.