–В документах смыл настоящую фамилию и вписал девичью матери. Алексан помог найти работу. Я чертежник.
–А, работа на новой стройке?
–Да. Там нехватка рук, специалистов. Да и вообще, такая чехарда, что не особо смотрят в бумаги. Сами понимаете, власть тут сменилась позже. Кто уж там был против кого, махнули рукой.
Я вспомнил проверку стройки товарищами «из московской комиссии».
–А почему вернулись?
–Да все одно! Ну, добрались мы до Турции. Встали в виду Стамбула. Две ночи провел на ногах, все коридоры и палубы– завалены. Любой клочок свободного места занят. Пить все время хочется, ведь из еды– селедки и иногда хлеб. Воды не достать, пили морскую. При этом, заметьте, штабные в кают-компаниях выпивают и играют в карты.
С досадой хмыкнув, он прицелился и подцепил на вилку пряную рыбку.
–Писал своим в Евпаторию. Хочу их разыскать. Устал. Сначала германская, потом Гражданская. Хочу спокойно прожить то, что осталось.
Нанберга он знал, но мало. Не был в его прямом подчинении. О нападении и пропаже его жены знал только понаслышке. Я было наладился расспросить его о делах стройки, но господин уже пожалел о своей откровенности и сбежал к другим гостям.
Без цели я шатался по гостиной. Долетали обрывки разговоров:
–Скоро «куманькам»
[31] крышка.
–Думаете?
–Дело времени.
–А не вы ли приветственные телеграммы подписывали? Доигрались в либерализм.
После переворота семнадцатого года городские думы Ростова и Нахичевани телеграфировали Временному правительству о своей поддержке. На меня беседующие косились. Разговор сразу переходил на беспроигрышные темы: погода, продукты, дворники. Многим было известно, что я давний приятель Захидова. Но знали также и то, что я служу в народной милиции. Тут «куманьки», а там в милиции ругают– «контру». Прав Нанберг, Гражданская не закончилась, идет в умах, в гостиных и кабинетах.
Весь этот вечер мне надоел. Я решил поискать хозяев, чтобы откланяться. Но тут меня поймала тетка Алексана, громко, из-за ваты в ушах, попросила разыскать Юлию, распорядиться подавать ужин. Я заглянул в ближайшую приоткрытую дверь. Юлия чистила апельсин. Кобальтовый луч от граненой вазы ложился на плотный шелк ее платья.
–Прячетесь?
–Не скроешься,– она взяла со столика маску из конфетной коробки «Эйнем». Смеясь, приложила к лицу.– Хотите, я вам прочту предсказание, Егор?– Повертела в руках карточку
[32].
Я решил рискнуть.
–Юлия Николаевна, а вы не знаете медиумистку или прорицательницу? Мадам Менжуева?
Юлия нахмурилась, читая карточку, отбросила на столик.
–Ее все знают, но никто не признается. А мне не стыдно сказать. Я люблю все необычное. Вот Полина к ней часто ходит, расспросите ее. Полина, идите к нам!
В приоткрытую дверь она поманила Липчанскую. Та не смутилась, только немного побледнела,– ярче проступили накрашенные губы.
–Это тот самый твой знакомый из полиции?
–Народной милиции, дорогая.
–А я о вас иначе думала. Юлия говорит, вы затворник, чуть не фанатик-ученый, а у вас телосложение спортсмена.
–Он разве в твоем вкусе?– Юлия говорила с усмешкой, как капризному ребенку.– Ты ведь предпочитаешь брюнетов.
Я почувствовал, как у меня загорелись скулы. Решительно, слушать это невозможно, но я не могу уйти. Заговорил с Юлией, сказал, что ее ищут. Скорчив гримаску, она провела по моей руке.
–Не давайте Лине скучать, Егор Алексеевич. Помогите хозяйке. Так невежливо с моей стороны оставлять гостью без внимания. Но, раз тетушка зовет, как не явиться? Надеюсь на вашу помощь.
–Рад быть полезным.
Вспыхнула злость. Липчанская же была абсолютно спокойна.
–Не хотела говорить о нашем знакомстве,– повернулась, как только Юлия Николаевна вышла.– Спасибо, что вы поняли.
* * *
–Все меня спрашивают про Нанбергов. Но я ведь Агнессу знала мало. Вот и у вас могло создаться неверное впечатление. А это шапочное знакомство. Они в городе новые люди, хотелось подсказать, поддержать.
Слух о том, что тело Агнессы нашли, видимо, еще не просочился. Даже удивительно. Между делом я упомянул серьги, которые изъяли у Менжуевой.
–А, да. Агнесса ей их отдала,– рассеянно ответила Липчанская,– я столько раз просила одолжить мне их на вечер, но она никогда… Деньги она у мужа просить не хотела, а серег он не хватится. Он не обращает внимания, что она покупает.
Ее очевидно больше занимало другое. Полина очень хотела убедиться, что ей самой ничто не угрожает, особенно еще один визит и расспросы в милиции. Твердила, что духовная женщина мадам Менжуева никакая не шарлатанка. Упоминала «эманации души». Опираясь на мое колено, интимно и тихо рассказывала о каком-то «сеансе».
–Она была приглашена в Москву к комиссарам новой власти, и лично председатель ВЧК…
Оборвала фразу и наконец спросила прямо:
–Что вы выяснили? Расскажите же.
–Нечего рассказать, простите.
Откинулась в кресле, глядя на меня снизу вверх.
–Не хотите об этом, так расскажите, как вы гоняетесь за бандитами.
–А ваш кавалер не заскучает?
–О, он нудный! Говорит только о том, как они мучались дизентерией под Стамбулом,– демонстративно сморщила нос.– Лучше скажите, а вы хорошо стреляете?
Я сел напротив. С некоторым даже азартом принялся рассказывать самые отвратительные подробности милицейской работы. Рассчитывал на физиологическую реакцию. Отвращение. Но напротив, Полина слушала, подавшись вперед. Зрачки расширились. На бледно-розовой шее выступили красные пятна.
–Принесите вина и рассказывайте дальше.
Мне знаком такой тип личности. С тягой к низменному, пусть и звучит слишком моралистически. Взбалмошна и сумбурна. Возможный «диагноз»– истеричность или психопатия. Ищет в газетах, как удовольствия, подробности сенсационных процессов. Судя по блеску в глазах и постоянной нервической дрожи пальцев, еще и морфинистка.
За окнами окончательно стемнело. Воздух казался тяжелым от запахов цветов и табака. В прихожей Липчанская, просовывая голую руку в рукав мехового пальто, посмотрела на меня долгим взглядом:
–Поедемте слушать певицу? Вы так интересно рассказываете, хочу продолжать.
Компания собиралась послушать ту самую Мурочку, певицу из Одессы, в афишах которой утопал дом. Я никогда не соглашался на такие предложения, потому что Захидов платил за всех, не принимая попыток оплатить счет самостоятельно, что для меня было немыслимо.