Порт Ростова мог бы поспорить с Одесским. Надо сказать, многие видели в двух городах сходство, выраженное в южном бойком характере, алхимическом смешении кровей, коммерческой жилке. Вместо соперничества города взаимно «впечатлились», как сказали бы в Одессе, оставаясь в неизменном друг к другу уважении. Однако предприимчивые ростовцы и здесь не упустили своего, наладив поставку и продажу импортных товаров из Одесского порта. Потом лихая воровская слава закрепила за городами прозвания «мамы и папы».
Порт, как и базар, то самое место, где, как в человеческой вене,– пульсирует ток жизни, ее кровь. В порт Ростова везли колониальные товары– оливковое масло, чай, кофе, апельсины, а оттуда– шерсть и зерно, медь и лес. И ведь подумать только– местные коммерсанты умудрились даже устроить первый в стране сеанс радиосвязи именно здесь! Деньги в очередной раз двинули прогресс, «беспроволочный телеграф» установили, чтобы легче было проходить узкие гирла Дона. На реке сильные течения, сложное судоходство.
Красные кирпичные стены портовых складов и административных зданий тянулись вдоль реки сплошной линией. Рельсы железной дороги уходили к хлебной ссыпке (элеватору). На мостках у стены грелись грузчики, я спросил у них, пройду ли к пароходу. Махнули рукой. Пробравшись через лес черных тонких снастей рыбаков на пристани и шныряющих в ожидании улова кошек, я вышел прямо к остаткам «Советской республики». Пароход пострадал гораздо меньше, чем я думал. На берегу перед ним возились несколько портовых служащих. Разглядывали ящик несгораемой кассы. Выяснилось, что после пожара его облили водой и распахнули. Документы и деньги, что были внутри, конечно, превратились в пепел.
–Вам подождать нужно было, слишком резкий скачок температур.
Один из них, перебирая сгоревшие бумаги, поднял голову.
–А вы, гражданин, откуда? С порта или с полиции?
–Из милиции. Нужно осмотреть пароход.
–Да, что же,– он бросил горелую бумагу и поднялся,– если надо, так смотрите. Я старпом. Вместо капитана.
Капитан, который сильно расшиб ноги на пожаре, оставался еще в больнице. А по сути под следствием– до разбирательства. Старпом, пожилой, с лицом, как старое седло, с сомнением посматривал на меня, на пароход, на матросов.
–Полезете, что ли? Ну, если шею свернете, нашей вины не будет.
Я заверил, что точно не будет. Но для начала спросил, не помнит ли он среди пассажиров Нанбергов. Фотокарточка Агнессы Нанберг была со мной. Страпом покрутил карточку в руках, сунул остальным.
–Вроде бы эта дамочка-гражданка была с мужем. Такая она… заметная. Хотя, может, и не она. На пассажиров мне смотреть особенно недосуг. Сами понимаете. Гражданка была. Попросила устроить ей каюту.
–А разве есть каюты?
–Так есть. Она сказала, муж устает на службе. Я их разместил,– он насупился, напрягся,– а что же? Разве нарушение?
Я понятия не имел, нарушение это или нет, но уверил его, что все в порядке.
–Эту каюту часто занимают?
–Иногда пускаем. Бывает с дитем грудным. Или приличная публика. Гражданочка была чисто одета, что не пустить. Опять же, муж военный, солидный.
Я мог угадать ответ, но все же спросил:
–А во время пожара вы их видели?
–Да куда ж. Не до того нам было. Мы ведь… чтобы все, а оно вон как вышло. Капитан под делами, расспрашивают его. Как будто он виноват! А пароход-то старый! Ваша контора придумает, за что человека ухватить,– старпом сплюнул длинно.– Ну, полезете, что ли?
Я хотел еще узнать про эвакуацию, но посмотрел в тоскующее неприязненное лицо и решил с расспросами повременить.
–Полезу. Но только с вами, вы там все знаете, подскажете мне.
–Конечно, там в любой момент подломится, что уж, давайте.
Приличный кусок носовой части справа сгорел, палубу огонь затронул меньше. Старпом заметил мой взгляд и объяснил:
–Так ветер пошел,– он говорил «пошо́л»,– с той стороны, понесло огонь вот и…– Он дернул доску обшивки и показал, что она обуглилась полностью.– А там и немного совсем сгорело,– махнул рукой на другую сторону.
Пароход небольшой, двухпалубный. Американской системы с задними колесами. За дощатой рубкой, поднятой к небу пальцем, торчит труба.
–Судно старое. Но построено на совесть, англичане делали,– мой проводник ткнул в круглую чугунину на стене, и я прочел английскую надпись «Ливерпуль предприятие Джона Лерда» (John Laird).
–Он ведь еще до Керчи, до Тамани бегал. Хотели аж на Константинополь поставить, из Таганрога.
До семнадцатого года работала линия Таганрог– Константинополь, рейсы шли через каждые две недели до самой осени.
–Но там море штормливое, не сдюжил бы. А когда срок ему вышел, тогда уж тут на рейс определили.
Пароход снабжался котлом, работавшим на антраците, и двумя паровыми машинами. Старпом толковал мне еще про парораспределительный механизм, что-то про «кулиску Гучча» или Гунча… Хорошо бы установить очаг пожара.
–А от чего загорелось?
–Сейчас уже не понять. Вообще оно бывает как? Вот, если, к примеру, нечистым угольем топят, тогда засор и пламя идет назад– вот тебе и пожар. А бывает другое, видите штырье торчит?– Я посмотрел. Железное вроде крюка крепление.– Это от фонаря. Конечно, по раньшему времени по циркулярному предписанию их надо олеином заправлять. Но олеина взять негде– керосином заправляли, а тот известно– что? Керосин горит враз. Темнеет сейчас рано. Ну и вот, если бы кто забыл опустить фитиль– то стекло лопнет запросто. Опять же если, допустим, взять канат, то может легко полыхнуть, маслом опять же пропитан.
Ногой он пошевелил мокрые и грязные канаты, обмотанные вокруг тумбы. Я подошел ближе, немного порылся среди обугленных досок, разыскал фонарь. Толстые стекла были целы, только сильно закопчены. Старпом глянул на фонарь мельком. Ни керосин, ни даже олеин, которого не достать, тут ни при чем. Когда я отодвинул остатки деревянной лавки от стены, в обшивке обнаружились дыры, входные отверстия от пуль.
–Стрельбу слышали?
Я открыл чемоданчик и начал вырезать ножом часть обшивки из стены– дерево было влажное, поддавалось легко, но действовать приходилось крайне аккуратно, чтобы не повредить пулю. Измеряя диаметр следов и расстояние между ними, я прикинул местоположение стрелявшего. Определить тип пули по ее форме не трудно– внешний вид пули «нагана», «браунинга», трехлинейки мне известен.
Старпом помолчал. Да, треск пуль отличают с Гражданской, не ошиблись бы.
–Слыхали… ваши ж и палили. А может, бандюки, все одно.