Сделка с дьяволом - читать онлайн книгу. Автор: Жюльетта Бенцони cтр.№ 23

Жестом он подозвал человека из эскорта и что-то шепнул ему на ухо. Тот с полупоклоном обратился к Гортензии и ее спутнику:

– Мадам, месье, будьте любезны следовать за нами.

И так увеличившись на два человека, королевский эскорт вновь пустился в путь следом за Луи-Филиппом, который шел теперь вокруг бассейна. Гортензия не видела конца своим мучениям, так как король не спешил.

Три четверти часа спустя, все так же медленно следуя за королем, Гортензия под руку с Делакруа входила в Пале-Рояль.

Дворец герцогов Орлеанских был тогда, вне всякого сомнения, самым прекрасным и, вероятно, самым комфортабельным в Париже. После того как в 1815 году его окончательно вернули прежним владельцам, Луи-Филиппом были проведены значительные строительные работы, которыми руководил архитектор Фонтен. В итоге получился просторный и уютный дворец с великолепными деревянными панелями, окрашенными в серые и белые с золотом тона, обставленный не менее прекрасной мебелью, полный картин и других предметов искусства. Молва особенно превозносила кабинет с двадцатью пятью тысячами эстампов, коллекцию исторических полотен галереи Монпансье, а также чудеса газового освещения. Пале-Рояль одним из первых ввел у себя это новшество.

Широкая мраморная лестница с великолепной бронзовой балюстрадой, освещаемая высокими светильниками, вела в покои нового короля, занимавшие центральную часть двора. Гортензия и Делакруа поднялись по ней вслед за Луи-Филиппом, затем вошли в прихожую, уставленную банкетками красного бархата, и стали ждать столь желанной аудиенции.

Ожидание было недолгим. Всего через несколько минут за ними явился камергер и провел их в просторный кабинет, выходящий окнами на парадный двор. В этой комнате царил безраздельно стиль ампир. Его торжественная строгость, в которой угадывались могущество и исключительность прежнего хозяина, покорила бывшего герцога Орлеанского. Всегда жаждавший славы, которая осталась для него навеки недостижимой в силу его робкого и нерешительного характера, он черпал здесь, среди этого почти военного убранства, еще более подчеркиваемого прекрасным полотном «Раненый кирасир» кисти Жерико, недостающую ему энергию, которой он не мог найти в изящном и легком стиле Людовика XV. Кроме того, эта обстановка была полезна и в политическом отношении: многочисленные бонапартисты, бывшие офицеры Великой Армии и отставные чиновники Империи чувствовали себя здесь почти как дома… Единственной черточкой, выдававшей женское присутствие, был большой букет роз из оранжереи в Нейи, стоявший на круглом столике как скромный автограф супруги короля, рожденной под солнцем Неаполя и обожавшей цветы.

Сидя за большим рабочим столом, король смотрел на вошедших молодых людей. По достоинству оценив безупречный реверанс Гортензии, он жестом пригласил ее сесть. Художник остался стоять. Минуту Луи-Филипп разглядывал молодую женщину, которой с трудом удалось сохранить самообладание под этим тяжелым взглядом.

– Вы говорили, мадам, – начал он наконец, – что ваша лучшая подруга, графиня Морозини, если я не ошибаюсь?..

– У Вашего Величества великолепная память. Я лишь напомню, что она урожденная княжна Фелисия Орсини.

– Это одно из старейших имен в Италии! Итак, вы говорили, что графиня Морозини была безвинно брошена в тюрьму. Но для того, чтобы туда попасть, так или иначе надо быть в чем-то обвиненной. Так за что же ее арестовали?

– Ее обвинили в терроризме, сир.

И поскольку Луи-Филипп вздрогнул, что не предвещало ничего хорошего, она поспешила добавить:

– Если Ваше Величество позволит, я расскажу, как было дело.

– Об этом я и собирался вас просить. Только, пожалуйста, излагайте яснее и по возможности короче.

Как можно более сжато, тщательно подбирая слова, Гортензия рассказала о злоключениях Фелисии и, не называя имен, намекнула, что та могла стать жертвой некоей темной махинации, а возможно, главной причиной драмы была месть.

– Я одного не могу понять: почему с ней упорно продолжают обращаться как с мужчиной и держат в Ля Форс под именем Орсини? – закончила она свою повесть.

– Я понимаю не больше вашего, мадам… Может, легче заставить бесследно исчезнуть человека, которого не существует. Но вы рассказали очень живо. Вы сами присутствовали в кафе Ламблен во время налета полиции?

– Я была в своем поместье в Оверни, сир, и даже не подозревала о том, что творится в Париже.

– Кто же рассказал вам с такой достоверностью о случившемся?

– Один друг, для которого закулисные дела полиции не составляют секрета. Его имя – Франсуа Видок.

Луи-Филипп неожиданно расхохотался.

– Вы знакомы с этим бывшим висельником? Глядя на вас, никогда бы не подумал!

– Это действительно так, я не только знакома с ним, но считаю его своим верным другом. Я верю его словам.

– И вы, вероятно, правы. В течение многих лет Видок был самым информированным человеком во Франции. Что-то подсказывает мне, что он таковым и остался. Впрочем, вы подали мне мысль. Возможно, в моих интересах будет оказать ему какую-нибудь услугу. Чем он сейчас занимается?

– Он открыл в Сен-Манде маленькую бумажную фабрику, но я не уверена, что дела у него идут блестяще.

– Ничего удивительного. Чтобы такой человек заинтересовался бумагой, надо, чтобы на ней было что-то написано, желательно что-нибудь важное. Однако вернемся к мадам Морозини. Во всей этой истории есть одно неясное обстоятельство. Что она делала, переодевшись мужчиной, в кафе Ламблен, этом пристанище отставников и бонапартистов… чтобы не сказать карбонариев? Ведь не силой же ее туда привели?

Гортензия переглянулась с Делакруа и прочла в его глазах тревогу. Может быть, он боялся, что она начнет сейчас сочинять какую-нибудь неправдоподобную историю. Но она решила рассказывать все как можно более правдиво.

– Она бонапартистка, сир, и не скрывает этого. Вот уже два года, как ее супруг Анджело Морозини был расстрелян австрийцами в Венеции. Ей пришлось спасаться бегством и укрыться во Франции. Правда, империя теперь превратилась в воспоминание, вызывающее у нее, как и у многих других, ностальгическую грусть.

– Которая и побудила ее участвовать в заговоре против моего кузена Карла Десятого?

Здесь Делакруа нашел нужным вмешаться:

– Она участвовала в заговоре против угнетения вообще, в любом его проявлении. В июльские дни хорошо сражались все: и карбонарии, и бонапартисты, и республиканцы. Сир, графиня Морозини тоже была на баррикаде. Ее даже ранили там, на бульваре Ган.

Луи-Филипп посмотрел на художника с насмешливым любопытством:

– Так вы тоже с ней знакомы, господин Делакруа? С каким жаром вы о ней говорите! Прямо героиня…

– Она и есть героиня, сир, и одна из самых смелых. Я действительно знаю ее и восхищаюсь ею. Осмелюсь добавить, что Ваше Величество тоже с ней знакомы.

– Я?!