Расшифровка - читать онлайн книгу. Автор: Май Цзя cтр.№ 22

Напоследок скажу: если Цзиньчжэнь возьмется за это исследование – с Божьего и вашего позволения,– ему пригодятся мои книги. Если же не будет на то Божьей или вашей воли – передайте их университетской библиотеке, в память о том, что я проработал у вас двенадцать лет.

Пусть Цзиньчжэнь поскорее выздоравливает!

Леон Залеский,

накануне отъезда

Сидя на картонной коробке, Лилли-младший залпом дочитал письмо. Ветер теребил листки бумаги, задувал на них дождевые капли, будто намекая, что они, ветер с дождем, тоже потихоньку читают письмо Залеского. То ли от недосыпа, то ли оттого, что письмо взволновало его, старик долгое время сидел прямо и неподвижно, рассеянно глядя перед собой. Наконец он пришел в себя и вдруг, словно обращаясь к дождю, произнес:

Прощай, Залеский, доброго пути…

[Далее со слов мастера Жун]

Залеский уехал, потому что его тесть попал под репрессии.

Все знали, что у Залеского было полно удобных случаев для отъезда, особенно после войны: его мечтали заполучить многие западные университеты и научные центры, и на его рабочем столе вперемешку с поздравительными открытками валялись многочисленные письма с приглашением на работу. Но он, по-моему, вовсе не собирался уезжать. Сами посудите: он притащил сюда книжный «гроб»; дом в переулке Саньюань, который они раньше снимали, выкупил вместе со всем двориком; по-китайски говорил все лучше и лучше; одно время даже пытался получить китайское гражданство (отказали). Ходили слухи, что все это из-за старика-тестя. Тесть был потомком цзюйжэня ^[24], богачом и единственным нашим аристократом местного разлива. Ему страсть как не хотелось выдавать дочь за иностранца; он поставил зятю жесткие условия: увозить дочь нельзя, разводиться с ней запрещено, непременно выучить китайский, детям дать фамилию матери и т.д. В общем, человек он был узколобый, самодур и крыса. Стоит такому типу добраться до власти, как он чинит произвол и наживает врагов, к тому же он, кажется, спутался с японцами, при марионеточном правительстве стал важной шишкой в уездном управлении. После Освобождения ^[25] его судили, на открытом процессе приговорили к смертной казни и посадили в тюрьму – дожидаться расстрела.

Залеский все упрашивал видных профессоров и учеников (включая нас с папой) подписать коллективное обращение к народному правительству, выручить тестя из беды, но никто не согласился. Залеского это, конечно, задело за живое, но что мы могли поделать? Не то чтобы нам не хотелось помочь – просто мы были бессильны: такое дело не решишь парой писем, папа как-то раз справлялся на этот счет у городского главы, тот сказал:

–Если кто и может его спасти, так только сам Председатель Мао.

Понимаете? Никто не мог ему помочь!

Это правда: власть тогда как раз активно боролась с помещиками-тиранами, с теми, кто был не чист на руку и притеснял народ. Такие были времена, ничего не поделаешь. Залеский этого не понимал, а мы не могли дать ему то, о чем он так наивно просил, только обидели человека…

И кто бы мог подумать: в конце концов Залеский заручился поддержкой правительства N-ии и с его помощью отвел-таки от тестя дуло ружья. Неслыханное дело – учитывая, что в то время отношения Китая с N-ией заметно ухудшились, провернуть такое было невероятно трудно. Я слышала, N-ия отправила в Пекин дипломата вести с нашей стороной переговоры, так что и впрямь пришлось вмешаться то ли Председателю Мао, то ли Чжоу Эньлаю, словом, кому-то из партийных верхов. Уму непостижимо!

Переговоры кончились тем, что мы отпустили тестя Залеского, а N-ия вернула нам двух наших ученых, которых они раньше не пускали на родину. N-ия носилась с проклятым аристократишкой, как с национальным сокровищем. На самом деле старик был для них пустым местом, всю шумиху подняли из-за Залеского. N-ия готова была пойти на многое, лишь бы его умаслить. Почему они так о нем пеклись? Неужели только потому, что он был известным математиком? Неспроста это. Так я и не узнала правду.

А Залеский, как выручил тестя, вместе со всем семейством уехал в N-ию… [Продолжение следует]

Когда Залеский уехал, Цзиньчжэнь еще лежал в больнице, но кризис уже, похоже, миновал; расходы на лечение, и без того неподъемные, росли с каждым днем, так что по просьбе больного врач отпустил его долечиваться дома. Из больницы Цзиньчжэня забирали госпожа Жун с дочерью, и врач решил, что одна из женщин – мать пациента. Вот только кто именно? Одна как будто старовата для столь юного сына, другая – слишком молода. Пришлось спросить:

–Кто из вас мама больного?

Мастер Жун хотела было объяснить что к чему, но мать вдруг ответила коротко и звонко:

–Я!

По словам врача, состояние пациента удалось стабилизировать, но полного выздоровления можно было ожидать не раньше, чем через год. «А пока,– сказал он,– вам нужно за ним присматривать, растить, как креветочку, беречь, как младенчика под сердцем, иначе все усилия – псу под хвост».

Выслушав подробные инструкции, мать поняла, что с «креветочкой» доктор не преувеличил. Она уяснила для себя три главных правила:

Цзиньчжэню необходима строжайшая диета.

Каждую ночь, в установленное время, нужно будить его, чтобы он сходил по малой нужде.

Каждый день, в установленное время, нужно давать ему лекарства и делать уколы.

Надев очки, мать записала наставления доктора, прочла несколько раз, выспросила все, что требовалось. Дома она велела дочери раздобыть в университете классную доску и мел. Один за другим мать вывела на доске советы врача и повесила ее у входа на лестницу, чтобы она бросалась в глаза каждый раз, как поднимаешься или спускаешься по ступенькам. Чтобы не пропускать час, когда нужно будить Цзиньчжэня справить малую нужду, мать перебралась из супружеской спальни в отдельную комнату, где она ставила у изголовья кровати два будильника – один звонил в полночь, второй – рано утром. Сходив утром в туалет, Цзиньчжэнь снова засыпал, а мать принималась за стряпню (Цзиньчжэня полагалось кормить пять раз в день). Она слыла отменным кулинаром, но теперь готовка и мучила, и страшила ее. Куда легче было приноровиться к медицинской игле – сказалось умение управляться с иглой швейной; первые пару дней ей было не по себе, а потом уколы стали привычным делом. А вот стряпня вконец ее извела: вдруг пересолила или недосолила? Получалось, от ее осторожности зависела жизнь Цзиньчжэня, пересолишь – все усилия псу под хвост, недосолишь – отсрочишь выздоровление. Врач наказал: первое время солить скупо, постепенно, день за днем, подсыпая чуть больше крупиц.

Что и говорить, если бы замерить количество соли было так же легко, как отвесить по граммам рис, осталось бы лишь сыскать точные весы – и проблема решена. Но все было не так просто, мать не знала, на что ей равняться, на что положиться, кроме собственного терпения и любящего сердца. Кончилось тем, что она наготовила блюд, посолила по-разному и принесла в больницу, на пробу врачу. Перед этим она выписала на бумажку, сколько соли положила в каждое блюдо. Соль она сосчитала по крупинкам. Количество соли в блюде, которое одобрил доктор, она взяла за основу и по пять раз в день, надев спасительные очки, до ряби в глазах отсчитывала, точно таблетки, крошечные белые зернышки и крупицу за крупицей подсыпала в жизнь Цзиньчжэня.