Свет – Тьма - читать онлайн книгу. Автор: Елена С. Равинг cтр.№ 72

Где-то на этих мыслях, чуть раньше или чуть позже, я заснула, поддавшись навалившейся усталости. Но ни сцен из давно минувшего сражения, ни маму этой ночью не увидела. Зато в первый раз мне приснился Иван. В моём сне он казался серьёзным, возмужавшим и необъяснимо грустным, словно пережил множество страшных событий, а на его чуть осунувшиеся плечи давил тяжкий груз воспоминаний. Иван будто повзрослел лет на десять, хотя я знала, что ему всё ещё было не больше двадцати.

Рядом стояла светловолосая девушка в голубом платье, которое практически сливалось цветом с кристально-ясным небом. Она прижалась к Ивану, подхватив его под руку и положив голову на плечо, словно красна девица из славянских приданий.

Взгляд Ивана был устремлён куда-то вниз, а девушка отрешённо смотрела в сторону. Оба погрузились в раздумья и ни разу даже не шелохнулись за тот отрывок сна, который я запомнила. А вокруг, насколько хватало глаз, кружили маленькие рыжие огоньки, наполнявшие пронзительную, бездонную синеву яркими вспышками…

На следующий день Ваня не приехал. Он был занят похоронами, а я промучилась до вечера, не имея возможности узнать, что там происходило. Это оказался самый долгий и тоскливый день в моей жизни. В перерывах между уколами и анализами я бездумно смотрела в доступное мне окно, наблюдая, как по его серой, немытой поверхности сползали тонкие струйки. Сегодня снова пошёл дождь, словно не только я, Ваня и, может быть, отец грустили о маминой смерти, но и сама природа. Капли, как слёзы, монотонно барабанили по железному карнизу, однако я плакать уже не могла. В душе всё сжалось до размера самой крошечной капли, и глаза оставались сухими. Мне не хотелось ни думать, ни переживать. Мне хотелось оказаться в другом месте — рядом с мамой, чтобы в последний раз увидеть её, прежде чем деревянный гроб исчезнет под двухметровым слоем земли. Попрощаться и сказать хотя бы её телу то, что я не успела сказать при жизни. Но моё тело было приковано к холодной железной койке, и с этим я ничего не могла поделать.

Из больницы меня, естественно, никто не отпустил. Не отпустили, даже если бы я сплясала перед врачами лезгинку. С утра на смену заступила новая медсестра, и я решила попытать счастья, обратившись к ней с просьбой. В ответ она лишь усмехнулась и быстро вышла из палаты, укоризненно покачав головой.

Её безоговорочное и молчаливое «Нет» убило во мне последние капли надежды. Хотя на что я, собственно, надеялась? Что меня под ручки, вернее под поручни кровати-каталки доставят на похороны, а потом привезут обратно в реанимацию? Это было абсолютно глупо и нереально…

Когда за окном, наконец, стемнело, а новенькая медсестра делала вечерний обход, я попросила дать мне снотворное, понимая, что сегодня точно не смогу уснуть. Она недолго думала, и уже через пятнадцать минут я получила заветную таблетку, которая прокатилась по пищеводу, как гигантский шершавый шар, застряв где-то глубоко в горле и наполнив носоглотку неприятным привкусом лекарства. Но даже этому я была рада, за последний год жизни впервые не испытывая страха перед очередной ночью.

Можно было не волноваться, что кто-то потревожит мой тяжёлый лекарственный сон. Даже если бы у меня случился инфаркт, или инсульт, или приступ лихорадки, ни одна живая душа не появилась бы в палате, чтобы помочь. Ночью отделение словно вымирало. И лишь глухие стоны страдавших больных призрачным эхом отражались от бетонных стен, насыщая воздух жутким привкусом боли.

Прихода Тьмы я тоже больше не боялась, поскольку она не могла сделать ничего хуже того, что уже произошло. Я и так была искалечена и физически, и морально, лишившись всего, что было мне дорого и во что я верила. У неё остался только один вариант — убить меня. Но этого точно не случится до Битвы, поскольку тогда Свет получит право на ответное действие, что могло лишить её победы. Хотя планы Тьмы, как и планы Света, я не пыталась предугадать. У них существовали свои, совершенно иные Законы, и они руководствовались своими, совершенно иными мотивами и логикой, которые простым смертным были непонятны и недоступны…

Утро четвёртого и, как оказалось, последнего дня моего пребывания в реанимации началось иначе. После очередного забора анализов и дозы ежедневных лекарств меня впервые покормили жиденькой серой кашей, названия которой я даже не знала, и на этом высший сервис закончился. Но я не расстроилась. Желудок настолько сжался после длительной голодовки, что совершенно не просил пищи. Зато нормального душа организм настойчиво требовал, вот только подобная роскошь пока была мне недоступна.

После меня отвезли на рентген, просветили ногу, спину и бок, где были сломаны рёбра. И сильно удивились, поскольку не обнаружили недавних переломов. По крайней мере так я поняла из подслушанных разговоров врачей. Однако гипс снимать не стали и сидеть пока не разрешили. Зато руку с вывихом размотали. Я подвигала кистью, опасаясь неприятных ощущений, но ничего не почувствовала. Она слегка онемела и опухла, но боли больше не было…

Через некоторое время меня опять отправили в футуристическую комнату для повторного обследования на томографе. И я сделала вывод, что на этот раз они собирались просканировать не только мозг, но и вообще всё тело, чтобы подтвердить или опровергнуть неожиданные результаты рентгена. Меня тут же охватила паника, что вспышки с ужасными картинами повторятся снова. Однако медсестра ввела мне какое-то лекарство, и буквально через минуту я почувствовала спокойствие и лёгкость. В результате процедура сканирования, которая в этот раз заняла гораздо больше времени, пролетела на одном дыхании. Я то дремала, то просыпалась, то просто лежала и считала секунды, не испытывая никакого дискомфорта. Затем меня сонную отвезли обратно в палату и оставили там до конца действия лекарства, где-то на пару часов.

Периодически я выныривала из полудрёмы, чтобы обнаружить то медсестру, зашедшую поменять капельницу, то врача, с довольным лицом сообщившего мне результаты. Я плохо запомнила все заумные медицинские термины, которыми он сыпал, но суть вроде бы уловила — мой организм восстанавливался гораздо быстрее, чем у большинства людей, поэтому сегодня меня должны были перевести в обычную палату.

Свой переезд я практически не запомнила. Память зафиксировала, как меня отключили от приборов, переложили на каталку, а потом принялись моей головой расталкивать двери в коридоре.

Окончательно очнулась я уже в другой палате.

Я лежала на кровати без железных бортов, зато с какой-то палкой, начинавшейся у изголовья и заканчивавшейся на уровне лица пластмассовым треугольником. Видимо, чтобы удобнее было вставать. Вместо простыни меня накрывало одеяло в застиранном, но чистеньком пододеяльнике, а сверху него лежала сложенная больничная рубашка с жуткими неоново-рыжими ромашками. Но я обрадовалась ей больше, чем абсолютно голому телу, тем более в присутствии посторонних.

Кроме меня в палате находилось ещё пять женщин, у которых были загипсованы различные части тела, и трое посетителей, кормивших своих друзей или родственников йогуртами, соками и фруктами. Монотонный гул их голосов почему-то раздражал. Наверное, потому что меня никто не подкармливал. Здесь уже не пахло лекарствами и хлоркой — в воздухе витал запах еды, словно я лежала не в больнице, а посреди столовой. Слышались кислые ноты мандаринов, сладко-пряные ароматы копченой колбасы и тяжёлые, жирные аккорды жареной курицы, которую с аппетитом уплетала женщина с забинтованной головой.