Потратить на это последние частицы эфира того стоило и блаженную темноту, накрывшую сознание я встречал с улыбкой на лице.
Глава 13
Резонанс.
Такое простое слово, но сколько же для местных оно несет в себе боли, страданий и слез.
Каждый одаренный на этой планете идет к резонансу десятилетиями.
Для аристократов это вопрос чести рода, демонстрации способностей и способ укрепления власти. Для безродных же резонанс это единственный способ выбраться из нищеты, получить жалованье и даже возможность сменить сословие.
Казалось бы, разве так сложно выйти на пятую ранговую ступень, когда их существует целых девять?
Но, так повелось в этом мире, что именно на стыке четвертого и пятого ранга определяется будущее одаренного, его потенциал и вся последующая судьба.
Не даром четвертую ранговую ступень здесь называют «Периодом вершины». Ведь девяносто девять процентов всех одаренных этой планеты на всю жизнь остаются именно на этом ранге, так и не сумев преодолеть барьер первичного резонанса.
— Как спалось в тюремном блоке? — нарушила тишину Анна Зверева, мерно расхаживая вдоль панорамных окон богато украшенной переговорной.
Внешний вид девушки разительно отличался от того, что был вчерашней ночью. Строго уложенная прическа, небольшие, но заметные украшения из белого золота и бриллиантов, деловое черное платье с вырезом на спине и весьма умеренные для Зверевой каблуки.
На посвежевшем после сна девичьем лице красовался легкий румянец, а едва заметный блеск янтарных глаз выдавал приподнятое настроение.
— Чудесно, — отозвался я, с наслаждением отхлебнув свежесваренный кофе, — попробуй печенье, тот повар, что его готовил настоящий гений.
— Не переживаешь, что оно может быть отравленным? — усмехнулась Анна Зверева.
— После того как я спас цесаревну? — удивленно вскинул я бровь и поудобнее расположился на шикарном угловом диване из коричневой кожи.
— Бросить тебя ночевать в тюрьме им это не помешало, — резонно заметила Анна Зверева.
— Людям свойственно совершать ошибки, — снисходительно улыбнулся я, потирая шею.
Волокли меня вчера действительно не особенно бережно.
— Но, ты, разумеется, никогда не ошибаешься, — фыркнула Анна Зверева, — а что, если бы ты помер под этим зданием. Что если бы просчитался, Соколов?
— Такого еще ни разу не было, — пожал я плечами, уминая очередную печеньку.
По крайней мере не в этом мире.
— Будешь и дальше продолжать ходить по лезвию, обязательно просчитаешься. Это тебе не Омск, — продолжала ворчать Анна Зверева.
И это она еще с хорошим настроением, что большая редкость. Только вот что явилось этому причиной я пока не разобрался.
Ну ничего, начинать день с маленькой загадки полезно для ума.
— Столица точно не Омское княжество, — охотно согласился я, — разницу я вчера ощутил сполна.
А еще тут я добился за сутки больше, чем там за полгода.
— Но творить безумие все равно продолжишь, — смиренно вздохнула Анна Зверева.
— Я бы назвал это личностным ростом, — поправил я, вскинув палец вверх, — разве не в этом цель каждого человека? В стремлении быть лучше себя вчерашнего.
— И намного ли лучше ты стал себя вчерашнего?
— Достаточно, — кивнул я, осушил кружку с кофе и поднялся на ноги.
Судя по стремительным и тяжелым шагам в коридоре, наше ожидание высокопоставленного собеседника, наконец, подошло к концу.
Оставить нас с Анной Зверевой одних в якобы безопасной и спокойной обстановке было слишком очевидным ходом со стороны Рюриковичей.
Да, мы всю ночь не имели возможности поговорить о произошедшем, но, неужели они всерьез думали, что мы сразу начнем обсуждать что-то серьезное у них под присмотром?
Массивная двустворчатая дверь с золотым сечением открылась и на пороге переговорной показался невысокий старик в парадном зеленом мундире с золотым шитьем и гербом клана Рюриковичей у сердца.
В его тонких морщинистых руках красовалась декоративная трость с золотым навершием черепахи. Чуть кривоватая осанка и общая худощавость телосложения могли ввести в заблуждение, но от опытного взгляда Ловца не укрылась старческая хитреца в глазах и сокрытая внутри него сила.
— Доброе утро, Демьян Афанасьевич, — первой уважительно поздоровалась Анна Зверева и одной загадкой стало меньше.
Радостное настроение моей телохранительницы связано с этим стариком.
Интересно.
— Доброе утро, Аннушка, — добродушно отозвался старик и перевел свой оценивающий хитрый взгляд на меня, — княжич Артемий Сергеевич Соколов, рад официально поприветствовать вас в стенах моего заведения. Демьян Афанасьевич Стародубский, директор царского лицея.
— Очень приятно познакомиться лично, Демьян Афанасьевич, — приветственно кивнул я, — Анна много о вас рассказывала.
— Вот как, — располагающе улыбнулся старик, — никогда бы не подумал что Аннушка из тех, кто говорит по душам.
— Он пошутил, — бросила на меня холодный взгляд Анна Зверева.
— Вовсе нет, — возразил я, отслеживая реакцию Стародубского, — просто порой язык тела говорит красноречивее слов.
— А вы занятный молодой человек, Артемий Сергеевич, — улыбнулся старик и опустился в широкое серое кресло напротив дивана, — и талантливый, насколько мы в столице успели понять.
— Благодарю на добром слове, Демьян Афанасьевич, — ответил я на любезность и сел обратно на диван.
Не говоря ни единого слова, рядом со мной расположилась и Зверева.
Теперь девушка изо всех сил старалась держать хладнокровную безэмоциональную маску, но это говорило о ней куда больше, чем ей хотелось бы.
Неужели этот старик для Зверевой настолько важен?
— Об этом я и хотел с вами поговорить, Артемий Сергеевич, — перешел к делу Стародубский, — о ваших талантах и их вчерашней демонстрации.
— Как я понимаю, аудиенции с императором всероссийским не будет? — в лоб спросил я.
Вон Ване Сомову и за гораздо меньшее вручали награды из рук государя. Неужели дочку императора так часто спасают?
— Верно понимаете, — кивнул Стародубский, — я уполномочен передать волю государя в этом вопросе, определить вашу судьбу и решить, как нам взаимодействовать дальше.
— Со всем уважением, Демьян Афанасьевич, в следствии последних событий, я не могу вам полностью доверять. Как и любому другому представителю клана Рюриковичей.
Анна Зверева попыталась ударить меня в бок за такие слова, но встретила мою выставленную ладонь и угрожающе нахмурилась.