На домашнем уровне Димитрий меньше общался с семьей и больше с друзьями. Мать каждый день ходила в храм Кибелы; она теперь сама готовила себе еду и посыпала каждое блюдо аликорном, более драгоценным, чем золотой песок. Дядя Филипп при виде Дими мрачно улыбался. Он сделался уклончив и молчалив, что было легче переносить, чем его прежние вспышки, но отнюдь не успокаивало.
А в декабре Шарлю иРоберу предстояло стать воронами. Ничто больше этому не препятствовало.
В октябре завершили строительство нового дворца. Лукиан договорился, что Дуки с их личными слугами могут жить в старом доме, сколько захотят; какие-то административные проволочки мешали им вернуться в греческое имение.
Разумеется, часть старой мебели должны были забрать в новый дворец, но семья вполне могла обойтись несколькими комнатами. Шпалеры, включая «Разделение Галлии», свернули и унесли; вжилых комнатах для защиты от холода и сквозняка повесили обычную ткань. Чтобы не беспокоить Дук всякий раз, как ему нужна очередная книга, Лукиан распорядился перенести библиотеку во дворец на холме. Из-за архитектурных особенностей дома единственное отхожее место, которое они решили оставить, оказалось и самым неудобным.
В последнюю ночь ноября Димитрий пошел из своей спальни на кухню – взять ломоть хлеба и немного подогретого вина. На обратном пути он остановился перед Алезийской фреской. Единственный тусклый светильник подрагивал, и тени как будто оживляли нарисованные фигуры. Галлы сражались в беспорядке грубыми крестьянскими орудиями. Легионеры надвигались строем, молот Империи.
Верцингеториг стоял на горе, ветер трепал его волосы; он вел своих людей на смерть, чтобы они умерли свободными; тот же ветер развевал плащ Юлия, с бесконечным терпением уничтожающего оборонительные сооружения противника.
Черная тень упала на божественного полководца. Дими повернулся и увидел Филиппа. Тот держал в руке раскрытую книгу – «Дигениса Акрита»– и вневерном свете казался своим мертвым братом.
–Твои волосы черны, как у сирийца или галла, и все же я знаю, что ты – Дука.– Филипп говорил твердо, не заговариваясь, как обычно, однако слова были те же самые.– Идем со мной.
Дими пошел за дядей, сам не зная почему. Возможно, из-за его сходства с отцом.
Они вошли в бывший наместничий кабинет. Комната пустовала много месяцев, дверь в нее не открывали. По крайней мере, так Дими полагал до сего дня.
Он ошибался. Внутри были сундуки, и доспехи, и груды оружия; на стене висели военные карты окрестностей Алезии и план нового дворца.
–Что это?!– проговорил Дими, не веря своим глазам и чувствуя, что вошел в очень, очень дурной сон.
–Это великий труд. Труд, который мой брат не успел завершить.– Филипп положил книгу и указал на одну из карт.– Восстановление Дук на престоле мира… начиная отсюда, с земли, откуда выступил божественный Юлий.
Димитрий помотал головой. Это и впрямь был сон, старый безумный сон, и теперь, когда Косьма Дука тоже уснул, некому было их разбудить.
–Косьма завоевал их словами, я – золотом и словами.
Филипп открыл сундук, взял пригоршню монет и дал им просыпаться сквозь пальцы. Сейчас он казался неким демоном из легенды – демоном, который показывает герою свое злое колдовское богатство.
Дими гадал, откуда взялось золото… и осталась ли еще белая вилла на синем Эгейском море.
Филипп сказал:
–Знаешь, что он говорил о тебе? Он говорил: «Вот мой сын, которого любят галлы. Он будет царем, мой сын, пусть для начала вГаллии». И ты им станешь. Но вГаллии это не закончится. И вГреции тоже. Это закончится вКонстантиновом граде… а может быть, не закончится и внем. Мы с твоим отцом читали галлам из книги Дигениса, и они нам поверили.
Дими не верил, не мог поверить, что отец и впрямь говорил что-то подобное. Он пытался сообразить, какие слова Косьмы Филипп так извратил.
И Косьма Дука не называл здешний народ галлами.
Филипп говорил:
–…они поднимутся по твоему слову, Димитрий Дука, дигенис.
Дими отвернулся и вышел из комнаты. Хлеб в руке разломился, вино стекало по пальцам на пол.
–Знаю, почему отвергают венец на мече,– сказал Филипп из дверного проема.– Конечно, Митра твой венец.– Голос, которым он кощунственно высмеивал мистерию, был спокойно рассудителен и так походил на голос Косьмы, что уДими мороз побежал по коже.– Однако в мире есть императоры и короли, и наш Владыка – их второй венец. Божественный Юлиан Мудрый…
Три фигуры стояли в темноте перед Дими: мать и сестры, полностью одетые среди ночи.
–Ты перечил ему при жизни и покинул его в час смерти,– сказала Ифигения,– но почти отцовскую волю сейчас, или, клянусь Иштар, я перережу тебе глотку и омоюсь в твоей крови, как в бычьей, ибо ты не мужчина, а скот, посланный мне для жертвоприношения.
Димитрий смотрел в пол. Ливия иЗоя цеплялись за материно платье, и он чувствовал исходящий от них страх. Дими стоял босой, замерзший и нелепый, чувствуя свою слабость; из руки сыпались крошки и капало вино. Он закрыл глаза и вмысленном мраке увидел фреску: Верцингеториг в окружении одних лишь галлов.
Но я буду помнить тебя, оЦезарь.
Воины cohors equitata собрались пешими на вершине Монт-Ализ холодной и ясной декабрьской ночью. Они были в кожаной обуви для тишины и скорости – им предстояло пройти мимо василисков и разыскать враждебного колдуна в его крепости.
–Но это будет не как в игре,– сказал Димитрий, выдыхая морозный пар.– Стражи не могут убить нас взглядом, так что нам лучше держаться вместе. И они лишь недавно в новом дворце, а мы знаем там каждый угол и закоулок. И мы знаем место, о котором они не ведают.
Шарль улыбнулся. Они сДими рассказали другим про потайную лестницу, но те там еще не бывали.
–Мы войдем через верхние покои, через пожарный ход. Лукиан в дальней комнате. Если его там нет, он либо в библиотеке, либо в кабинете. Так что мы по узкой лестнице спустимся в библиотеку и оттуда пойдем в западную галерею, из которой есть выход на потайную лестницу.– Дими умолк, его руки застыли в воздухе.– Панель сейчас завешана тканью, так что никто не поймет, куда мы ушли.
Димитрий видел, что друзьям страшно; он сравнил их чувства со своими и не стал больше об этом думать. Однако теперь ощущалось что-то еще, нечто большее, чем тревога.
Жан-Люк сказал:
–Когда мы возьмем в плен заместителя… он велит воинам сложить оружие?
–Конечно, иначе мы…– Дими осекся. Мысль о том, чтобы убить Лукиана, не приходила ему в голову, и теперь ее трудно было принять.– Однако к тому времени горожане уже будут у ворот требовать нового наместника…
Глядя в их лица, мрачные и заострившиеся в свете маленького фонаря, Дими понял, что это за странное чувство. Сам он только что сполна его ощутил. То было чувство вины.