Снова яд. Метод Ричарда – пуля; метод Лурдес – яд. Я судорожно сглотнула, почувствовав, как на моём лбу выступила испарина, и посмотрела на руки чудовища, похожие на женские, лежащие поверх плоского золотистого клатча. Тем временем Лурдес жаждала поделиться со мной историей собственноручной расправы над отцом Байрона:
–Нужно отдать должное здоровью этого вепря и его кратковременным командировкам, обрывающим периоды глотания им моего лекарства. Этот мерзавец действительно обладал мощным здоровьем, из-за чего мне в итоге пришлось потратить на достижение своей цели больше семи лет вместо ожидаемых пяти, но даже Эрнес Крайтон не всесилен – у него наконец случился долгожданный приступ, к которому я семимильными шагами подводила его, словно бычка на верёвочке к бойне. Это был день моего триумфа! Но, как известно, не всё всегда идёт по плану – своенравные кузины тайно беременеют, в палату заходят чуткие доктора, стойкие мужья не желают сдаваться. Если бы приступ случился с ним дома, всё бы закончилось благополучно – я бы позаботилась о том, чтобы скорая помощь не добралась до него вовремя. Но приступ случился в его офисе, скорая помощь прибыла своевременно и доктора спасли ему жизнь, хотя ноги у него в итоге отказали. Однако я слегка забегаю вперёд. Забегаю вперёд после того, как расказала об отнятых мной ногах у своего мучителя, какая тонкая ирония, не находишь?– ухмыльнувшись, рассказчица посмотрела на меня самодовольным взглядом, но не найдя в моём лице поддержку, различив лишь чистый шок в моих глазах, она вернулась к своему монологу, по-видимому напрочь отказавшись от идеи с диалогом.– Сначала Эрнест любил обоих детей одинаково сильно, но после того, как Байрону исполнился год, и он начал меня насиловать, его любовь к сыну стала большей, чем к дочери, хотя это было практически невозможно различить невооружённым глазом. Думаю, он всегда видел в Августе ребёнка, появление которого вынудило его взять меня в жёны, и он был прав, но Байрона он каким-то чудом не винил в том, что он якобы стал причиной его повторного разрыва с Пиной. Он словно мог чувствовать, что на самом деле Байрон дитя, которое должно было скрепить его прочными узами с его возлюбленной, то есть его его дитя, а не моё. Я же понимала, что Байрон хотя и не мой сын, всё же именно он, а не Августа будет являться наследником миллионного состояния своего отца. Я даже не исключала варианта, в котором прилежный отец Эрнест Крайтон мог вообще всё оставить не своей любимой дочери, а своему обожаемому сыну. Поэтому, видя возрастающую любовь Эрнеста к Байрону, я твёрдо решила стать для этого ребёнка не мачехой, но матерью. Я воспитывала его в любви и тем самым привязывала его к себе, взращивала в нём почтительное отношение к себе, буквально внушила ему кровную связь со мной, с раннего детства рассказывая ему истории о том, как он пинался, находясь в моей утробе, под моим сердцем. Этот красивый и умный мальчик хотел любить свою мать и он любил её, потому что любил меня. Даже превратившись во взрослого мужчину он целиком оставался моим… – она слегка призакрыла глаза, что я мгновенно восприняла за недобрый знак.– А потом он уехал в Соединённые Штаты с целью осуществить то, что его отцу так и не удалось провернуть в своей карьере: Байрон взялся за укрепление семейного бизнеса на территории США,– она тяжело вздохнула.– Я с самого первого шага Байрона поняла, что он не будет таким бесхребетным, каким является его отец. Этот мальчик, в котором странным образом проступали черты характера оставшейся неизвестной ему Пины, рос настоящим мужчиной – он с ранних лет был твёрд, решителен и амбициозен, и потому, когда он заговорил о рынке в США, я ни на секунду не усомнилась в том, что у него в итоге получится сделать то, что не получилось сделать у его отца, способного на решительные действия только в сексуальном насилии над материально зависящей от него женщиной. Но помимо обладания сильным характером, способным противостоять даже моему напору, Байрон обладал ещё и молодостью. И этого, самого очевидного фактора, я не учла. Я полагала, что со временем, когда юношеский максимализм этого парня немного приугаснет, он сосредоточится на женщинах больше, чем на бизнесе. И тогда, в один прекрасный день, между его девушками-однодневками я подсуну ему ту кандидатуру, которую я приметила для него ещё во времена его глубокого детства – глупенькую, смазливую девчушку, которая будет способна лишь на произведение детей, состояние в элитных клубах и ведение праздного образа жизни в роли домохозяйки, не вникающей в бизнес своего мужа. Эрнест бы со временем списался по состоянию здоровья, не обременённая излишками разума невестка не путалась бы под ногами, и я бы наконец, спустя столько лет болезненного ожидания, стала правой рукой директора компании Coziness, то есть стала бы практически всесильной, возможно даже обошла бы в силе директора, своего неопытного сына. Однако в подобное развитие событий с каждым годом верилось всё меньше, так как с каждым годом Байрон всё отчётливее вырисовывал черту между личной жизнью, частью которой являлась я, и бизнесом, в котором, как вскоре выяснилось, он в принципе меня не видел. До осуществления моего плана касательно выгодной мне женитьбы моего сына оставалось всего-ничего, пара лет, не больше, но вдруг Байрон улетел в Соединенные Штаты с чёткой миссией, ровно на два месяца, и внезапно задержался там на целых четыре месяца.
Всё. Мы приближались к эпической развязке. Байрон повзрослел, возмужал, на сцене появлялась я.
Внутри меня всё сжалось, но не из-за того, что я боялась скорой развязки, а значит открытия всех карт в этой истории и в данном монологе, а потому что вдруг поняла – я поняла!– что всё, что я до сих пор знала о своём разрыве с Байроном – это наглая, виртуозная, страшная, болезненная, уродливая, запутанная и мастерски реализованная ложь.
Сердце внутри моей грудной клетки слезливо задрожало. Неужели я сейчас узнаю, что Байрон на самом деле когда-то любил меня? Или… Или он достоин женщины, тень крыла которого нависала над его головой ещё до его рождения. Кем окажется Байрон в этой истории? Кем в ней окажусь я? От ответа, напрашивающегося самим собой, у меня начинало сжимать горло. Всё походило на то, что я рисковала оказаться в этом смертельно опасном спектакле второй Пиной. Словно прочтя мои мысли, Лурдес вдруг будто оттолкнулась от них:
–Опасаясь того, что своевольный мальчишка может повторить тернистый путь неосторожных чувств, выпавший на долю его отца, я, под предлогом навещения сына в связи с его днём рождения, сбежала от тогда ещё пребывающего в здравии и смакующего насилие над моим телом Крайтона-старшего, и без предупреждения приехала в Бостон с надеждой убедиться в ошибочности своих опасений, но мои подозрения подтвердились. Переступив порог бостонский квартиры своего отпрыска я в первую очередь встретилась не с ним, а с тобой… – всё, я окончательно вышла на сцену. Значит до занавеса остаются считанные минуты. А потом что?.. Что за занавесом?..– Оба полураздетые, взъерошенные, только что вылезшие из постели – ваш вид говорил мне о свершившемся громче любых слов, а когда мой сын, глядя мне в глаза, обнял тебя сзади, я сразу поняла, что от тебя мне будет сложно отделаться – Байрон был по уши влюблён в тебя.
Вот она, правда! ОН ЛЮБИЛ МЕНЯ! БАЙРОН КРАЙТОН ЛЮБИЛ МЕНЯ!!!
–И тогда, почувствовав опасность с твоей стороны, я решила перейти к решительному наступлению: вернувшись в Канаду на неделю раньше изначально запланированного срока, я “слегка” увеличила дозу отравы, которой в моё отсутствие Эрнеста пытался пичкать его верный друг Ричард. В последний год я стала замечать за Эрнестом заметные изменения в здоровье: он стал чаще уставать, стал проявлять вялость и отсутствие аппетита. Ожидаемый приступ должен был произойти с ним со дня на день, но даже при увеличенной дозе он держался необычайно стойко. В итоге это произошло утром после бурной новогодней вечеринки – он отключился прямо посреди своего обожаемого офиса. Дождавшись от больницы окончательных результатов, поняв, что он всё же не умрёт, что я тогда решила исправить позже, и убедившись в том, что никаких следов яда в его крови никто не обнаружил, потому что никто не проверял его кровь именно на яды, мысленно пожелав своему насильнику сдохнуть в ближайшие несколько дней, я прилетела в США за сыном, чтобы лично проконтролировать его перелёт и успеть предотвратить всё, что я могла бы предотвратить и что в результате у меня получилось сделать с виртуозностью мастера, хотя без внушительной доли удачи, конечно, в этом деле тоже не обошлось. Если говорить совсем уж откровенно, тогда стоит признаться в том, что твоё дело для меня было едва ли не самым сложным из всех, что мне приходилось организовывать, и в результате я сама некоторое время была в шоке оттого, что у меня всё так замечательно срослось, однако я действительно сильно постаралась тогда. Во многом мне помог эффект неожиданности, на который я с самого начала ставила большие надежды: появившись на пороге квартиры Байрона без предупреждения и убедившись в том, что тебя в квартире нет, я слушала его бред о том, как он счастлив оттого, что собирается с тобой съехаться сегодня же. При этом, на волне обезоружившей его радости, он ещё упомянул о том, что якобы долго тебя уговаривал на переезд к нему и что по этой причине он особенно сильно взволнован твоим согласием. Я же, внимательно слушая его, размышляла о том, какой же набитой дурой нужно быть, чтобы заставлять такого богатого мужчину, и это без учёта его прочих откровенных достоинств вроде его не поддающейся оспорению наружней привлекательности, так долго уговаривать себя съехаться с ним. Многие женщины на стену лезут, чтобы заполучить подобное предложение от подобного мужчины. Я лезла.– Лурдес впилась в меня взглядом, демонстрирующим ярко выраженную смесь злобы и зависти, что спустя уже несколько секунд вдруг сменилось лукавой улыбкой.– К моменту своего приезда в США за сыном я уже знала о том, что Эрнест выживет и что у него пострадали только ноги, но Байрону я сказала, что его отец при смерти и что он может умереть в любой момент, при этом не забыв впасть в истерику, из-за которой бедняга носился вокруг меня с успокоительными каплями. Как позже оказалось, моя ложь была очень близка к правде – спустя сутки после первого приступа Эрнест вдруг отключился, а после, на протяжении следующего полугодия, был многообещающе плох, но в итоге всё же смог выкарабкаться. Во время реабилитации отца Байрон не мог отойти от него в буквальном смысле этих слов – весь отцовский бизнес одним мгновением лёг на его плечи и покинуть страну для него в то время было всё равно что подвести дело всей жизни его отца под купол банкротства.– БАЙРОН ЛЮБИЛ МЕНЯ! Я едва не срывалась на крик от осознания этой мысли… – Лучшего способа для того, чтобы держать этого мальчишку на дальнем расстоянии от тебя, было невозможно придумать, а я ещё и подсуетилась: вручая ему билет на самолёт, я вынула из его пальто мобильный телефон, с которого он должен был поддерживать связь с тобой. Конечно оставалась опасность того, что он запомнил номер твоего телефона наизусть и таким образом он всё же сможет выйти на связь с тобой с другого телефона, поэтому я ожидала твоего прихода, разговора с тобой и твоей реакции, как решающей всё атаки. И ты пришла, и спросила у меня, где Байрон, что означало, что он всё же не дозвонился до тебя. Если бы он имел способ связаться с тобой без своей драгоценной электронной книжки, попавшей в мои руки, он бы уже давно сделал это. Меня напрягала только твоя собственная глупость: ты сама забыла свой телефон и на следующий день на него начали поступать звонки с неизвестных номеров. Я начала подозревать, что телефон вызваниваешь ты, но откуда у меня могла быть гарантия того, что среди неопределившихся номеров не было номера Байрона? В итоге я решила рискнуть. Решила поднять один раз трубку: если бы в трубке прозвучал незнакомый мне голос, например твой, я сбросила бы звонок, но если бы в трубке прозвучал голос моего сына… Не буду тебя мучать. Голос моего сына прозвучал в трубке забытого тобой в его квартире телефона. Как я позже поняла, он обзванивал похожие на твой номер номера, но так и не дозвонился до нужного абонента: поняв, что в трубке звучит голос Байрона – он обращался к любимой – я сделала свой голос более низким и сообщила ему, что молодой человек ошибся номером. Он не узнал меня. Естественно, я ведь так хорошо отыграла незнакомку – у меня всегда был талант к изменению голоса и в тот день он впервые в жизни пригодился мне… Он вычеркнул твой верный номер из своих вариантов телефонов, а я, пользуясь доступом к твоему телефону, клонировала твой номер. Распаролить ваши телефоны было легче простого, всё равно что конфетку у ребёнка отобрать: уБайрона паролем стояла дата его рождения и у тебя тоже сработала дата его рождения. Какой же безнадёжно влюблённой идиоткой нужно быть, чтобы поставить на пароль дату рождения своего бойфренда. Байрон же не изменил своему самолюбию, благодаря чему в итоге у меня был доступ к самому важному пункту моего плана. Запароль он свой телефон датой твоего рождения, и я бы его ни за что не вскрыла, но мой мальчик был сыном своего отца – он предпочитал свои цифры, а не цифры целующей его женщины. Итак, заполучив доступ к его телефону, я получила и доступ к его почтовому ящику, и без проблем расшарила доступ к его почте на свой электронный адрес, благодаря чему все его письма стали автоматически дублироваться на мой ящик. Ты же быстро поняла, что что-то здесь не так: начала названивать на его телефон и строчить сообщения. В те дни от тебя пришла тысяча сообщений с одним-единственным словом: “Ответь”,– но Байрон, то есть я тебе не отвечала. Ты казалась мне благоразумной девицей, но когда ты начала из кожи вон лезть, чтобы отыскать моего сына, я начала откровенно сбрасывать твои звонки. Я поняла, что ты такая же как и все – ветреная, влюблённая соплячка с розовой ватой в голове вместо мозга. Когда же ты написала тот дурацкий емейл со словами: “Байрон, прошу тебя, скажи мне всё лично. Поговори со мной один-единственный раз. Умоляю”, – я решила, что дам тебе последний шанс.