– Не дёргайся! – парень говорил шёпотом, а его тёмные глаза излучали арктический холод.
– Ты в своём уме?! Отстань от меня! – я попыталась вырваться, но очень быстро поняла, насколько это глупая затея. Дабы я не сбежала, Рома буквально впечатался в меня. Пнуть его хорошенько тоже не удалось.
– Да тихо ты, говорю! – прошипел этот псих.
– Насть, всё нормально? – Тимку я могла только слышать, так как лицом упиралась в Ромину грудь.
– Ага, – уже сквозь зубы ответила я, ибо Громов сжимал меня так, что казалось кости треснут. Ещё и на ногу наступил, для верности.
Тимофей ушёл. Он так ничего и не увидел, или не захотел увидеть. Иногда благоразумнее пройти мимо, не мне его обвинять.
– Отпусти, чудовище! Мне, между прочим, больно!
– Останемся одни – подую, – одним уголком рта «обрадовал» меня Громов.
– Вот он, апофеоз всех моих мечтаний, – раздражённо пробубнила я.
В спортзале стало тихо. Ромка, негромко выругавшись, когда я толкнула его локтём под ребро, затолкнул меня обратно в раздевалку и запер за мною дверь.
– Мышка в клетке! – издевательски пропел парень.
– Ромка, выпусти меня! Пожалуйста! – ответом мне было молчание. Я точно знала, что он стоит за дверью. Стоит и улыбается. – Как же я тебя ненавижу! Ненавижу, Громов! Слышишь?!
Тишину прорезал звук удаляющихся шагов.
– Ромка, Не уходи! Выпусти меня! – Я дёргала дверную ручку в тщетной попытке выбраться. Молотила по ней ладонями, пока не перестала их чувствовать. На часах было 14:25. От разочарования хотелось завыть. Что это: злой рок, Судьба?
Бессилие от понимания, что мой шанс увидеть Кирилла безвозвратно потерян, разрывало нутро изнутри. И тогда я заплакала. Слёзы вперемешку с тушью оставляли некрасивые, солёные дорожки на лице. Так прошло ещё сорок минут. Легче не стало. Теперь я испытывала не беспомощность, не унижение, не боль. Я испытывала ярость.
За дверью вновь послышалась возня. Затем она медленно приоткрылась, и в проёме показался Рома. Не говоря ни слова, я врезала по его наглой, высокомерной физиономии. Потом ещё раз и ещё…
– Эгоист! Убью тебя. Вот этими руками! Тебе на всех кроме себя наплевать!
– Успокойся, – он быстрым движением скрутил меня – Настя, всё...
– Пусти, ненавижу!
– Успокойся. Тише… – Громов прижал свой палец к моим губам, и смотрел на меня в упор, пустыми, ничего не выражающими глазами. Когда я затихла, тщательно вытер рукою разводы на моих щеках, затем отпустил. Сделал шаг в сторону, пропустив меня к выходу, и запер дверь.
– Никогда тебе этого не прощу! – зло крикнула в его прямую спину.
– Твоё дело, – пренебрежительно передёрнул плечами Рома.
Дома я, естественно, никого не застала. К вечеру у меня поднялась температура, и я забылась беспокойным сном. Вернувшийся с работы отец, предпринял все необходимые меры. Приехал семейный врач, пошаманил надо мной и через пару дней болезнь прошла. Но не тоска, она сгорбленной тенью ступала по пятам, поглощая яркие краски каждого нового дня. Я полностью отгородилась от окружающих. Спряталась под непроницаемую маску. Замкнутая для родной семьи, изгой для одноклассников. Тим был единственным, с кем я мало-мальски общалась, ненадолго отвлекаясь от неизменного рисования. Дни сменялись как кадры в черно-белой киноленте, а я не могла, да и чего греха таить, не хотела улавливать его сути. Так прошло ещё два года вдали от Кирилла.
Два безликих, беспросветных года.
Глава 9
– Ну, Настька, Настёнька, родная! – обезумевший от любовных переживаний Тимофей, сегодня решил окончательно вынести мне мозг, – Выручай, подруга. Ты ведь поможешь, да? Ну, хочешь я месяц домашку по химии, за тебя делать буду?
– Умеешь ты, быть убедительным, Ромео, – я с довольной ухмылкой глядела на своего друга и головную боль в одном флаконе, – Что на этот раз? Опять стихи ей подбросишь?
– На свидание приглашу, – от сильного волнения, парень кусал губы – сегодня всё решиться.
Тима нервно теребил пуговицу на своей тонкой рубашке, темно серого цвета. Видно было, что он мужественно пытается совладать с эмоциями, но дрожь в голосе с головой выдавала высокий накал его переживаний.
–Тогда нам надо поторопиться, большая перемена скоро закончится. Давай сюда свою записку – не медля ни секунды, Тимка вложил мне в руку небольшой, алый конвертик.
– Я твой должник! – он порывисто заключил меня в объятия, и вприпрыжку помчался в сторону столовой, оставляя за собой лёгкий, ароматный шлейф из ноток цитрусовых и ветивера.
– У тебя всё получится! – крикнула я ему в след.
Дело в том, что к нам, в 11 «А» класс перевелась новенькая – Оксана Смирнова. Первого числа, после торжественной линейки, эта бойкая, светловолосая девица направлялась в учительскую с какой-то бумажкой в руках. Там-то на неё и налетел, по обыкновению погруженный в свои мысли, Тимофей. Столкновение обернулось её разодранной коленкой, разбитым телефоном и обидным для Тимки прозвищем «морковка». Само собой, варварски разгромленное средство связи парень потом возместил. И в школьный медпункт бранящуюся Оксану проводил. Вот только помилования он так и не сумел добиться. Смирнова старательно пренебрегала обществом «рассеянного нахала».
С того самого дня, моего угрюмого друга будто подменили. Первую неделю, он с мечтательным видом ловил каждое её слово. Ну а после развернул грандиозную операцию по завоеванию Оксаны. Так как самого Ершова девушка игнорировала, мне пришлось втереться к ней в доверие и исправно подкидывать Тимкины любовные послания. Естественно анонимные. Оксане такое внимание льстило. Спустя две недели высокой поэзии и пламенных признаний, девушка витала в облаках ничем не ниже самого Тимофея. Один лишь фактор омрачал возникшую идиллию – нормально ли отнесётся Смирнова к «морковке» в роли своего воздыхателя? Что ж, сегодня всё должно решиться.
Зайдя в кабинет литературы, где у нас должен пройти следующий урок, я с радостью отметила, что Оксана в одиночестве стоит у окна. То, что надо.
– Чего грустим? – я прислонилась к стене, так чтоб быть лицом к ней и заодно видеть всё помещение. Почти все одноклассники собрались в противоположной от нас стороне и галдели как растревоженный улей.
– Насть, я так больше не могу, – Смирнова, обволакивая сладким ароматом, наклонилась к моему уху. Я будто попала в розовый сад, душным летним днём, – мне нужно знать, кто это пишет.
– Что пишет? – решила я включить «дурочку».
– Пишет мне. Боже, как он пишет! – девушка покрылась румянцем и протянула мечтательным тоном – Он так-о-о-ой…
– Ну-ка, с этого места поподробнее, – изобразив любопытство, я поддалась вперёд. Осторожным движением, стала просовывать конвертик в карман Оксанкиной лёгкой курточки, а девушка с энтузиазмом начала пересказ лирических терзаний своего поклонника.