Зеркала и галактики - читать онлайн книгу. Автор: Елена Ворон cтр.№ 101

– Видишь ли, бесценный мой племянник, некоторые вещи в слова не облекают. Если ты не счел нужным понять – вольному воля. – Она поднялась и сердито накинула капюшон, скрыв свои пышные локоны. Губы подергивались, готовые искривиться в презрительной усмешке. – Все равно ты не настоящий Ленвар. А всего-навсего сын моей сестры.

Можно подумать, быть сыном Арабеллы Техада позорно. Ух, и взъелся же я! Сосчитал в уме до десяти и выплеснул остатки перекипевшего:

– Я очень рад, что не настоящий. По крайней мере, не считаю правильным завалить в койку родную тетку. Даже если она ведет себя, как потаскуха.

И ушел.

Поторчал в своей комнате, погладил спящего Хрюнделя, охолонул. Зря я так с тетушкой. Она ко мне со всей душой, а я нагрубил безобразно. В конце концов, я не выдержал и отправился приносить извинения.

Добрался до теткиных покоев, культурно постучал и жду. Изнутри голос:

– Да входи же!

Я и вошел. Марион поднялась из кресла мне навстречу. Стоит и молчит. Я тоже молчу, потому как язык отнялся и все заготовленные слова из башки вылетели. Тетушка оказалась великолепна и ослепительна: на ней был прозрачный черный пеньюар, расшитый хрустальными слезками, и больше ничего. Даже босиком: из-под рюшек на подоле выглядывали пальцы с розовыми ноготками. Затем эти пальцы шевельнулись и спрятались под рюшки.

– Что тебе? – холодно осведомилась Марион.

Бог мой! А ждали-то здесь вовсе не Лена Техаду. Собрался я с мыслями, оторвал от тетки взгляд.

– Простите меня. Я был непозволительно груб.

– Катись, – велела она, машинально поправляя на груди прозрачное кружево. – Вон отсюда.

Я убрался, порядком обескураженный. А в вестибюле столкнулся с хмырем, которого Марион от обиды вызвала к себе; он и прилетел, как на крыльях, счастливый донельзя, с корзиной цветов.

Мне-то что за дело? Я лишь мельком глянул на сияющую физиономию, борясь с желанием скорчить рожу под стать гримасам Кристи, – но и этого хватило, чтоб я разозлился. Хмырь до отвращения походил на витраж в теткином хранилище – такой же белокурый и кареглазый. Видать, Марион подбирала любовников неизменной масти, чтобы напоминали ей Ленвара-старшего.

А еще он смахивал на Элана Ибиса, из-за которого я сел в тюрьму.

У гостя при виде меня тоже настроение подкисло. Потому что если у мужика светлые волосы и карие глаза, в доме Марион Техада это означает одно: фаворит. Так мы и разошлись, обозленные.

Чего-чего, а наглости Лену Техаде не занимать. Поэтому я связался с домом Вэров и беззастенчиво напросился к Юльке в гости.

– Приезжайте, – коротко согласилась она, не расспрашивая, что да как.

И я отправился.

Помнится, я обещал вам рассказать о своем житье-бытье в травенском казенном доме. Ну, так слушайте. Вообще-то тюрьма как тюрьма; бывают и похуже. И сиди я в одиночке, не было бы никакого разговору – да только из зала суда меня свезли в общую камеру. А общие рассчитаны на шестерых. Пять бандюков и я, грешный.

В первый раз зырки, не разобравшись, подняли стрельбу. Троих, которые целы остались, рассовали по карцерам, а меня и ту парочку, что первыми со мной сцепились, – в лазарет. А там пошло-поехало. Бесплатный цирк; на арене – бойцовый кот Лен Техада по кличке Солнечный Зайчик. Стоило более или менее оклематься, меня сдергивали с больничной койки и пихали в камеру.

Людей охватывало безумие. Я понимаю: в тюрьме сидят не ангелочки. И все-таки это были люди. До того мгновения, когда захлопывалась дверь и я оказывался в камере. Тогда они превращались в орущих бесов, которые кидались в драку.

Уже пять лет, как мужики меня не жалуют, – но такое я встречал только в Травене. Белые, серые, лиловые морды, лезущие из орбит глаза, оскаленные зубы, пена на губах, как у припадочных, безумный вой и рычание. Вы видели фильмы ужасов? Я их насмотрелся вдоволь.

Чему не устаю удивляться, так это крепости своих костей. И тому, как быстро заживала моя шкура. Меня швыряли о пол, о стены, о койки, об унитазы; меня топтали, ломали, раздирали на куски, размазывали в кровавую кашу… Зырки, гады, заключали пари, сколько минут я продержусь. Рекорд был одиннадцать. А еще они спорили, будут ли трупы и чьи. Я не старался убивать, но трупы были.

Конечно, я писал своему адвокату. Чудная женщина, она не верила в мою невиновность, однако во время следствия и суда сделала все, что смогла. Видимо, письма из тюрьмы до нее не дошли. Территория-2 есть Территория-2, недаром Первая не желает с ней знаться. Закона там нет, и правды не сыщешь.

Вот так мы и жили. Зырки развлекались, наблюдая на экранах превосходные драки, а начальник тюрьмы господин Око дозволял эти забавы. С ним у нас была особая любовь.

После моей третьей потасовки он объявился в лазарете. Отослал сестру и уселся с явным намерением потолковать спокойно, по-людски. На складчатом подбородке блестит недобритая щетина, подергивается нижнее веко, на розовой голове шевелится редкий пушок.

– Я, – говорит, – пришел с научной целью: выяснить, что побуждает людей при виде вас терять человеческий облик и всяческое достоинство.

Он тут будет про достоинство! У меня морда разбита, и язык еле ворочается, потому как сестра от усердия вкатила лошадиную дозу обезболивающего. Но я собрался с силами и четко объяснил, куда ему идти со своими научными целями. Нахамил и сам пожалел, потому что господин Око как подскочит! Да как заорет благим матом! Примчалась перепуганная сестра, а следом – вооруженная охрана.

Отчетливо помню визг сестры. Бедная, она пыталась меня защитить. Дородная такая, в ней весу килограммов сто, не меньше; и все эти сто килограммов поперек койки на меня брякнулись. И снова мат-перемат, вой и рык. Сестру мужики на пол сбросили, а на меня накинулись и били табельным оружием. А я пошевелиться не могу, зато и боли не чувствую – точь-в-точь ватная кукла. Начальник тюрьмы побагровел, орет, как полицейская сирена, заходится. В конце концов ему стало худо с сердцем, он уполз за дверь, и охрана тоже.

А сестра поднялась с пола, присела на край моей койки – и в рев. Криком кричит, слезы в три ручья. И твердит только: «Сынок, сынок…» Не видел я ее больше. Назавтра в ее смену пришла другая.

А господин Око научных изысканий не оставил. Приспичило ему понять: отчего рядом с заключенным номер 847, то бишь пресловутым Солнечным Зайчиком, люди звереют и без памяти кидаются в драку? И наш начальник приложил все силы. Он беседовал со мной лично и по видео, он изощрялся, подбирая состав заключенных в очередной камере, куда меня приводили, он подсылал тюремного психолога. Бился как рыба об лед, а разобраться не мог. Бедняга искренне огорчался: во вверенной ему тюрьме творится нечто из ряда вон, а никто не в силах объяснить.

Господин Око оказался дотошен и настойчив. Нет того, чтобы плюнуть и на десять лет упрятать меня в одиночку; он упорно ставил опыт за опытом, жертвуя собственным здоровьем. Он-то заводился с пол-оборота и впадал в такое буйство, что жуть брала.