– Это невозможно, – сказал я, испытывая страшное отвращение к себе, потому что никак не мог ее утешить, – чтобы она не погибла, ей нужно будет уйти, когда придет время. Когда заканчивается превращение, существу нужно найти новый дом, чтобы оно могло подпитаться жильцами этого дома. Если Аля останется, то она умрет, как и мои родители. У нее не будет необходимой ей еды, потому что она уже не будет человеком: мы не сможем накормить ее супом или картофельным пюре, или печеньем… Прости, но это так…
Вдруг Мария резко остановилась и посмотрела на меня пристальным, холодным взглядом, от которого у меня пробежал мороз по коже.
– Я не отпущу ее, запомни это. Она моя семья, и я буду бороться за нее. Тебе, может быть, все равно на нее, ведь ты ее толком не знаешь даже, и страдать сильно не будешь, когда она уйдет, но я не отпущу ее и не позволю умереть, чего бы это мне не стоило, – сказала она с каким-то ожесточением и даже злобой.
– Не говори так, что мне все равно! – ее слова больно резанули меня. – Я практически всю свою жизнь был одинок, и когда я встретил вас, я впервые в жизни узнал, что такое быть счастливым. И ты, и она для меня тоже семья. Да, я знаю Алю совсем немного, но мне достаточно того, что ты ее любишь, чтобы и я ее полюбил.
Как порыв ветра, она бросилась меня обнимать, зарываясь лицом в мой шарф.
– Прости меня, прости, если можешь, – зашептала она, всхлипывая, – я сама не своя, не знаю, что говорю… Мне так плохо, так плохо. Я не представляю, как пережить все это… Это невыносимо.
Я целовал ее слезы, катившиеся по холодным щекам, и обещал, что мы спасем Алю. Потом мы снова брели, похожие на одиноких, бездомных и потерянных людей, лишившихся всякого смысла жизни.
– Река замерзла, – безжизненно сказала она, когда мы увидели застывшую поверхность воды.
Вечером мы составили план действий и решили придерживаться его, не задумываясь, будет ли какой-нибудь результат или нет. Первым вариантом в нашем списке был поиск хорошего врача, а следующими – все, что только могло прийти в голову: помощь колдунов и знахарей, сеансы гипноза, гадалки и ворожеи. Мы решили обвесить Алю защищающими и изгоняющими зло амулетами, в общем, сделать все, что можно было, только лишь бы это помогло остановить превращение.
Утром следующего дня я отправился на поиски врача. Во всех больницах, где я побывал, доктора, выслушав описания симптомов болезни Али, хмурились, удивлялись и говорили, что никогда ни с чем подобным не сталкивались. Я уже отчаялся, когда вдруг одна санитарка, случайно услышав мой рассказ, посоветовала обратиться к ее практикующему на дому знакомому и дала его адрес. Я приехал туда и меня встретил степенный мужчина лет шестидесяти.
– Да, я уже видел нечто подобное, – сказал он, выслушав меня, – был не так давно один пациент со схожими симптомами. Я уверен был, что мой метод смог бы помочь ему, но он через пару сеансов исчез: ушел на улицу и не вернулся.
– И в чем заключается ваш метод лечения? – спросил я.
– Дело обстоит так: все тело больного, кроме головы, обкладывается мешочками со льдом на пятнадцать минут. Холод, как это уже доказано, заметьте, замедляет старение и образование болезней. Все импульсы и движение клеток застывают, что позволяет нам провести соответствующие манипуляции, чтобы направить их в обратном порядке, замедлить их ход и вернуть к первоначальному состоянию. Пока больной будет лежать, мы через его голову, с помощью специально сконструированных проводков, будем посылать электрические сигналы, чтобы эффективность ледяной заморозки была более результативной.
– Вы предлагаете лечить больного током?
– Если грубо, то можно сказать и так, но это будет несколько не точно…
– Нет, нам такие методы не подходят, – оборвал я его и собрался уходить.
– Но вы даже не попробовали! – воскликнул он. – Больному нужно будет потерпеть всего пятнадцать минут, разве это сравнится с тем, что вы навсегда потеряете пути к выздоровлению?
Я откланялся и вышел из квартиры. Около часа я бесцельно бродил по городу, чтобы отстрочить неизбежный разговор с Марией, и возвратился домой, когда сумерки плавно перешли в ночь.
Когда я зашел в квартиру, Мария с Алей сидели на кухне в тишине за пустым столом. Аля выглядела неважно: уже ни одного яркого каштанового волоска не виднелось среди седых волос. Россыпь гусиных лапок заметно пролегла под ее глазами, щеки отяжелели и будто слегка провисли, отчего ее выражение лица уже не отражало прежнюю легкую беззаботность, присущую молодой девушке, а сосредотачивало в себе некий опыт достаточно пожившего человека, на долю которого выпало немало невзгод.
Я спросил о самочувствии Али.
– Удивительно, но нормальное, если учитывать то, как я выгляжу и что Мария мне рассказала, – ответила девочка каким-то странным и чужим голосом, будто была простужена. – Да, не пугайся, голос у меня тоже поменялся. Забавно он звучит, да? Я теперь могу пугать людей в подворотнях и вымогать у них деньги. В темноте меня можно будет принять за профессионального налетчика, – она попыталась улыбнуться. – Ладно, я пойду, не хочу вам мешать, да и свет меня раздражает, не понимаю, как вы выносите эту яркую лампочку.
Когда Аля ушла, я рассказал о результате своих поисков, а Мария – о своих.
– Мы ходили в церковь. Там нам сказали купить свечей, кресты и молиться. Ох, Иларий, я же не умею молиться. В детстве я еще пыталась, а потом просто у меня навсегда иссякли слова. Там, внутри меня, пусто… Я только и жила все это время Алей, а потом я тебя встретила, и пустоты стало меньше, а теперь… она снова разрастается во мне. Я боюсь, что скоро в моей душе появится огромный выжженный пустырь, который никогда больше не зацветет. Слишком много я боли встретила… – она обхватила холодными пальцами мою руку и затравленно заглянула в мои глаза. – Я боюсь завтрашнего дня: Аля меняется слишком быстро. Боюсь проснуться и увидеть, что еще с ней произошло за ночь. Я не смогла ей сказать всю правду, сказала, что она просто больна неизвестной болезнью, которая еще не изучена. Солгала, что мы будем искать врачей в столице, что мы поедем туда все вместе, что у нее просто изменится внешность, но мы вернем ее прежнюю красоту. И знаешь, что она сказала? – лихорадочно прошептала Мария, ближе наклонившись ко мне. – Она сказала, что уже все знает и ее это устраивает.
Следующие дни все также не принесли ничего обнадеживающего. Характер и внешность Али с каждым днем менялись. Морщин на лице появлялось все больше. Она начала понемногу сутулиться, не хотела переодеваться из ночной сорочки в домашнюю одежду, с трудом ее можно было уговорить прогуляться на улице, и если она все же выходила, сделав пару шагов, начинала кричать, как капризный ребенок, и требовать вернуться домой. У нее ухудшился аппетит, даже свое любимое овсяное печенье, которое она всегда обожала, нехотя откусывала по кусочку и оставляла недоеденным в разных местах – на столе, на подлокотнике дивана, на стульях, на подоконнике и даже на полу. На вопросы Марии она отвечала вяло, замыкалась в себе и говорила, что у нее нет желания перемалывать пустые темы. Она все чаще стремилась отсиживаться у себя в комнате, выключив свет. Иногда Мария видела, что она что-то писала в подаренном мной блокноте.