– Прости за то, что наговорил тебе тогда. Я… я поссорился с матерью и был на взводе, поэтому вышел пройтись и случайно встретил одного приятеля из института.
Дима повернулся к Сергею.
– Это кого? – Дима не знал, что кроме него у Сергея были еще какие-то приятели в университете. Серега ведь был настоящим отшельником.
– Никиту Степанова, – быстро ответил Сергей.
– Степанова? – удивился Дима еще больше. Степанов на лекциях-то практически не появлялся, как он мог случайно узнать Сергея на улице.
– Ну, мы разговорились, вспомнили о всяком, туда-сюда…
Удивлению Димы не было предела. Света с не меньшим недоумением слушала этот рассказ.
– Он сказал, что умер наш однокурсник, – Сергей старался выудить у Светы сострадание, совсем забыв, что рядом Дима.
– Кто это? – встрял Дима.
– Калашов, – вновь коротко бросил Сергей.
– Подожди, как это, я с Калашовом переписываюсь Вконтакте, – от Димы было не отделаться.
– Не он сам, его брат, – чуть раздраженно объяснил Сергей.
– У Калашова есть, то есть, был брат? – не унимался Дима.
– Да – младший, – отрезал Сергей. – Спроси его сам. Ну, вот, мы поболтали, и он мне предложил покурить. Травы, – уточнил Сергей.
Света недоверчиво повернулась к Сергею.
– Я никогда не пробовал, – продолжал он. – А тут, все как-то смешалось, – ссора, смерть брата однокурсника, короче, я решил покурить. А потом ты позвонила. Господи, мне не надо было приезжать, я просто был сам не в себе, – сказал он, закатывая глаза в воображаемом отчаянии.
Света остановилась и, прищурив глаза, посмотрела на Сергея.
– Так ты обкуренный был? – в голосе ее слышалось презрительное оправдание. – То есть все эти гадости ты мне наговорил, потому что накурился в подъезде с каким-то наркошей?
Света была в бешенстве.
Сергей посмотрел на Свету виновато.
– Да, Свет, – тихо сказал он. – Прости меня. Я каждый день мучаюсь оттого, что сказал тебе тогда, – здесь он не врал.
Дима стоял чуть в стороне, переваривая услышанное. Степанов, травка, подъезд? Он попробовал представить себе Сергея, который стоит со Степановым на лестнице пятиэтажки и вдыхает дым из пластиковой бутылки. Представить не получалось.
Тем временем Света распалялась.
– Ты мучаешься? – она уже почти кричала. – Мучаешься?! А я? Ты думаешь, мне было приятно услышать все это от тебя? Или считаешь, я могу выслушать такое, отряхнуться и пойти?! Да мне никогда в жизни не говорили таких мерзостей! – она шипела, будто кошка, в глазах блестели слезы.
Света резко повернулась и быстро пошла по проезжей части, едва заметно припадая на стертые ноги. Через несколько шагов остановилась, резко повернулась и ткнула в Сергея указательный палец как дуло пистолета. Он стоял, не шелохнувшись, все еще слегка пьяный.
Тирада Светы была для него как ураган с дождем, холодным освежающим дождем после долгой изнурительной жары.
– Если ты так мучался, какого же черта не позвонил мне и не извинился нормально?! Что это был за кретинский звонок?! Извини – мир, – передразнила она его писклявым голоском.
Он с ужасом подумал, как этот издевательский голосок напоминает ему его собственный внутренний голос.
«Может быть, все издевательские голоса так звучат?», – мелькнула у него мысль, и память услужливо предоставила ему школьные воспоминания.
«Ой, смотрите, Ивлев пришел ручки помыть, – визжит толстый пятиклассник, на два года старше его. – Помой сначала голову». Голова Ивлева проваливается в холодную, липкую воду унитаза.
«Ивлев заикается, писюн показать стесняется», – пищит одноклассник, стягивая с него штаны.
«Ивлеву мать наколдовала попу вместо головы, ха-ха-ха!» Еще чье-то верещание, а затем весь класс скандирует: «Попа вместо головы, попа вместо головы».
Он схватился за голову, пытаясь унять этот скрежет сверл. Вдруг Света сильно качнулась, сделала два шага в сторону, одной рукой опершись о стену, другой схватилась за живот.
Сергей с Димой бросились к ней. Она стояла, уставившись на носки своих туфель.
– Свет, что с тобой? – опасливо спросил Дима, придерживая ее рукой.
– Мне кажется, меня сейчас вырвет, – сдавленно сказала она.
– Блин, ну давай, – предложил Дима. – Тебе что, волосы подержать?
Свободной рукой он попробовал собрать ее прическу. Она отрицательно покачала головой.
– Не надо, сейчас пройдет, – и через несколько секунд она действительно выпрямилась. Поморгала глазами, тряхнула головой. Прядь упала ей на глаза, и она осторожно убрала волосы за ухо. – Голова кружится.
Дима положив ее руку себе на шею, спросил:
– Идти можешь?
Она кивнула.
Он обернулся к Сергею:
– Пойди сюда, возьми ее под вторую руку.
Сергей послушно подошел и осторожно положил ее правую руку себе на шею. Он был слишком высок для нее, и пришлось нагнуться, чтобы рука не заламывалась. В таком виде трех подвыпивших морячков они двинулись в сторону Тверской.
Когда они подходили к улице, Света всё так же сдавленно попросила Диму:
– Вызови мне такси.
Дима посмотрел ей в лицо:
– А тебя в такси не вырвет?
Света неуверенно промолчала.
– Так, вот что, – Дима сказал твердо, обращаясь к Сергею. – Давай к тебе ее заведем. Пусть отлежится, а потом я ее отвезу.
Сергей только кивнул.
Минут через двадцать, хотя обычно Сергей доходил здесь за пять минут, они были у него дома. Накануне включили отопление, и в квартире было жарко. Свету окончательно развезло. Они всё также втроем стали протискиваться по неподходящему для таких парадов коридору в сторону гостиной. Дима неуверенно взглянул на диван.
– Он не раскладывается? – спросил он Сергея.
Сергей не знал. Никогда не пробовал.
– Ну, давай тогда к тебе на кровать.
Сергей побледнел. Он уже давно протрезвел, а шутовской дух выветрился еще в переулке, и теперь сердце его забилось, как пулемет.
«Света у меня в постели».
Его передернуло от развратности этой мысли. Облаком проплыло в голове: «Осквернение».
– Подожди, я сменю белье, – проговорил он скороговоркой, вынырнул из-под Светиной руки и бросился в спальню. Света пьяно повисла на Диме.
– Чувак, да забей, – успел только крикнуть ему вслед Дима.
Когда они добрели в спальню, Сергей в спешке вытаскивал из пододеяльника одеяло, путаясь, тащил простыню за один край, одновременно, стягивая подушки. Дима стоял со Светой в дверях, пока Сергей стремительно менял и так свежее, еще пахнущее порошком белье.