Кажется, впервые, он был здесь в сознательном состоянии. Хотя не совсем так. Он наведывался в эту комнату два или три раза, все из нее выбрасывал и запирал, но затем, магическим образом, безо всякого его участия, альтерэго само пополняло запасы на стеллажах. А Сергей после находил на столе смятые чеки из хозяйственного магазина или видел уведомление об оплате интернет-заказа в телефоне.
Но сейчас он зашел в эту комнату не для того, чтобы все выбросить.
Он взял с полки выкидной нож, раскрыл его и пальцем коснулся лезвия. Включил в розетку шнур от электроточилки, которая была привинчена к полкам. Круглый камень быстро завертелся. Сергей осторожно поднес к нему лезвие ножа, брызнул сноп искр. Ему казалось, что он проделывает эту операцию впервые, но руки двигались уверенно, будто занимались привычным делом. Он провел ножом с одной стороны, затем с другой, снова потрогал лезвие. Результат его удовлетворил, и он выключил точилку. На втором стеллаже он отмотал с бобины пеньковую веревку и отрезал кусок ножом, который держал в руках.
«Ну вот. А я не знал, на чем вешаться», – усмехнулся он, сматывая веревку.
Некоторое время с сомнением смотрел на новенькую раскладную дорожную лопату. Взял ее.
– Берешь лопату, возьми и мешки, – порекомендовал он себе.
Он взял два мешка из стопки, лежащей рядом.
С этим джентельменским набором вернулся к двери, огляделся, – ничего ли не забыл, – выключил свет. Все принадлежности он аккуратно сложил и убрал на дно сумки, прикрыв сверху свитером. Затем вернулся к оставленному в замке ключу, запер дверь, ключ убрал на место. Спохватился, что не позвонил матери.
Прошло гудков, наверное, двадцать, и он уже собирался сбросить звонок, когда в трубке послышался нетрезвый голос Любови:
– Сынка, ты ли это? – с грустной радостью сказала она.
«Лирическая стадия», – отметил он про себя. Он знал пошагово все стадии опьянения у своей матушки. Лирическая, пожалуй, нравилась ему больше всего. В этом состоянии она никогда не унижала его, во всяком случае, специально, частенько любила всплакнуть и пожалеть себя. Как-то раз, – он хорошо помнил тот случай, – обняла его.
– Здравствуй, мам, – сказал он в трубку, чувствуя, как пересыхает у него в горле. – Ты как?
Она что-то пробурчала в ответ.
– Я хочу приехать, – сказал он, справляясь с сухостью во рту.
Трубка не ответила.
– Мам? – прошептал он.
В трубке послышался храп. Любовь уснула.
Он посмотрел на экран, проверяя, есть ли соединение. С сетью было все в порядке, а вот абонент, похоже, из зоны доступа вышел. Сергей снова прижал трубку к уху. Отчетливо доносился храп.
«Ну и ладно», – подумал он.
Он проверил расписание автобусов и подошел к двери. Посмотрел в глазок, – пустая лестничная площадка. Щелкнул замком и, на сантиметр приоткрыв дверь, прислушался, – тишина. Быстро вышел, запер дверь и спустился вниз.
Через несколько часов он уже входил в дом матери. Внутри стояла мертвая тишина. Рассвет сипло пробивался сквозь грязное окно, заклеенное, по случаю приближения холодов, пленкой. Сергей огляделся. Стол хранил следы вчерашнего традиционного ужина на одну персону, – полная банка окурков, две смятые пачки из-под сигарет, открытая банка соленых огурцов, от которых комната пропиталась запахом семян укропа, алюминиевая кружка. На полу валялась пустая трехлитровая банка без крышки.
Сергей зашел за печку и положил возле сундука свою сумку, заглянул наверх – пара драных ватников и лезущее ватой грязное одеяло. Он вернулся на кухню и понюхал трехлитровую банку. Несмотря на то, что банка лежала открытая, резкий запах паленого самогона ударил Сергею в нос. Он поморщился и поставил банку на место. В этот момент в сенях раздались шаги, открылась дверь. В комнату вошла мать. На ногах у нее были фиолетовые пластиковые галоши на босу ногу, подранная у шва черная юбка, зимняя камуфляжная куртка, не закрывающая поясницу. Белые, выжженные некачественной краской, волосы были растрепаны, лицо перекошено и помято. В глазах стояла холодная твердая острая злость. Она уставилась на Сергея.
– Ты чего тут вынюхиваешь? – прохрипела мать.
«Ведь действительно вынюхиваю», – с мистическим ужасом Сергей подумал о банке, которую только что понюхал, и вся его решимость быть твердым и непреклонным, держать себя в руках и встретить лицом к лицу свое альтер эго, слетела как полиэтиленовый пакет под порывом мартовского ветра.
Мать прошла к своему табурету, злобно пихнув сына, стоявшего на пути, локтем в бок. Села, похлопала себя по карманам, пошарила в смятых пачках на столе, прошипела что-то матерное, нечленораздельное.
Сергей ругал себя за то, что встал на дороге.
– Чего приперся-то? – злобно косясь на него, поинтересовалась мать. – Хоть сигарет бы захватил. А то, как хвост прижали, так сразу бежит к мамке под юбку, а чтоб позаботится о родителе, так …
Она продолжала плескать желчь, а Сергей обрадованно кинулся к своей сумке и достал из нее блок сигарет, предусмотрительно купленный на автовокзале.
– Парламент? – презрительно буркнула она, увидев появившуюся перед ней на столе упаковку. – Ты же знаешь, не курю я эту …
Она закашлялась. Сергей взял пустую кружку со стола, суетливо подбежал к чайнику, стоявшему в печи, налил из него воды, подал кружку матери.
Она оттолкнула ее рукой, отчего часть воды расплескалась.
– Убери ты ее от меня на… – снова приступ удушающего кашля.
Он поставил кружку и быстро разорвал полиэтилен на блоке, забыв о специальном язычке, достал пачку, разодрал полиэтилен и на ней, подал сигарету матери, выбил искру от огнива, лежавшего рядом на окне, прикурил.
Она затянулась сквозь кашель, с хрипом выпустила дым, затянулась еще раз, выпустила дым уже без кашля.
– Твою мать, детские что ли? Они вообще без никотина? – прокомментировала она уже нормальным голосом без кашля. Оглядела пачку. Прочитала содержание никотина и прокомментировала более детально.
Затем сквозь облачко дыма, с прищуром оглядела Сергея, который стоял перед ней, судорожно соображая, что нужно сделать, чтобы мать была довольна.
– Ну и чего явился? – вернулась она к первоначальной теме. – Что, выдавила тебя Москва? Ну, и правильно. А то ишь решил тут построить из себя. В столицу уехал. Сиди здесь, картошку копай, идиотище.
– Да нет, я просто, – почти беззвучно начал оправдываться Сергей.
Мать его перебила громовым голосом:
– Чего ты мямлишь? Говори нормально, я нихрена не слышу.
Сергей вдохнул воздух и заговорил, с силой пропуская его через связки, но громкости это прибавило чуть.
– Я ненадолго приехал. Просто навестить.
Она саркастически подняла брови.