Я все скажу - читать онлайн книгу. Автор: Анна и Сергей Литвиновы cтр.№ 32

Молодой человек слушал внимательно, задавал наводящие вопросы.

Когда поэт закончил, протянул:

– Конечно, все у нас нынче отдается на усмотрение судьи, но я лично никаких оснований для содержания вас под стражей не вижу. Будем бороться за подписку о невыезде, но домашний арест также не исключен. Сейчас они, конечно, проведут первый допрос. Ни в коем случае ни в чем не признавайтесь. Предъявить вам практически нечего, разве что кольцо с пальца убитого, оказавшееся у вас в сумке. Но это легко бьется, потому что жилое помещение, в котором вы располагались в доме Грузинцева, на ключ снаружи не запиралось, проникнуть в него и подложить вам в сумку печатку мог любой из присутствовавших. Что за пробирка в ванной – вы представления не имеете. А почему у вас еще один, точно такой же на вид перстень оказался – вам очень понравился тот, что вы увидели на пальце у актера в день, когда познакомились, и вы решили изготовить точную копию. И на день рождения в особняк его брали, чтобы похвастаться, – да потом передумали.

Очень поддержал Богоявленского стряпчий! Когда после него в камеру в подвале пожаловал вчерашний следак – успевший, впрочем, переодеться, побриться и отдохнуть явно в более человеческих условиях, чем поэт, – задержанный отвечал ему скупо, просто и как по писаному. В основном: «Нет» и «не знаю».

Потом тот попыхтел, заполняя протокол, дал прочитать и подписать – и ушел, явно раздосадованный. Богоявленского опять вывели из камеры, потом из отделения и усадили в автозак: слава богу, одного. Еще полчаса езды по запруженным подмосковным дорогам.

Затем – красно-кирпичное здание суда, и там его встретил все тот же его адвокат Артем.

В небольшой комнатке стряпчий повторил для судьи все те же аргументы: причина смерти Грузинцева пока не установлена, кольцо, снятое у него с пальца, мог подложить в вещи Богоявленского любой гость особняка. К тому же задержанный – всемирно известный поэт, книги его выходили во Франции, Польше, Латвии и даже в Японии, он член Литфонда и Пен-центра, имеет постоянное место жительства и работы, а намерений скрываться от следствия, напротив, у него нет.

В ответ на логичную речь адвоката судья вынес решение о мере пресечения: «Подписка о невыезде и надлежащем поведении».

Богоявленскому вернули по протоколу вещи и деньги, и под вечер он вышел на крыльцо Одинцовского суда почти свободным человеком.

Вызвал такси и потащился по вечерним пробкам с юго-запада Подмосковья к себе на северо-восток, в поселок Красный Пахарь.

Позвонил Кристине: «Спасибо за адвоката. Сколько я тебе должен?»

– Свои люди, сочтемся. Машину я к тебе домой перегнала, кошку накормила. Ключи от твоего дома у меня, когда привезти?

– Сегодня сможешь?

– А ты не слишком вымотался в своих тюрьмах?

– На тебя у меня сил хватит.

– Вот дурачок. Хорошо, приеду. Тебя ведь, наверное, и покормить надо?

– Не откажусь.

И сразу после разговора на заднем сиденье такси Богоявленский снова вырубился: тяжелым, глубоким сном. Почти без сновидений.

История перстня – глава восьмая.

Прошло 109 лет с момента его явления.

Октябрь 1929 года.

Москва, СССР

Якову Сауловичу Агранову дружить с поэтами-прозаиками-режиссерами по должности было положено. Он ведь секретно-следственную часть ОГПУ возглавлял. Вдобавок – интересно было. Приподнимало его. Вот, скажем, Всеволод Эмильевич Мейерхольд. Всемирно известный режиссер. Гастролирует со своим театром по странам буржуазной Европы и в Северо-Американских Штатах, да с огромным успехом.

Или Маяковский. Любимейший советский поэт. Вся молодежь его обожает. Какие рифмы! Какой характер! Какое остроумие! Скажет как отрежет. На всех выступлениях смех, овации, аплодисменты.

Оба теперь у Агранова первые друзья. Не то что перед ним заискивают, нет, оба люди гордые, но он с ними – как равный среди равных. Запросто бывает у них дома.

Ведь Зина Райх (супруга Мейерхольда) и Лиля Брик, нерасписанная жена Маяковского, у себя на квартирах, что им Советская власть выделила, настоящие буржуазные салоны завели. Кто там только у них не бывает! И литераторы, и актеры, и иностранные корреспонденты захаживают. Удобнейшая вещь – сразу налицо все разговоры творческой интеллигенции, недомолвки, контакты и планы. И Агранова там принимают не то что на равных – на ура. А он и не думает скрывать, что чекист, работник спецслужбы – это в наши дни звучит гордо! Знали бы родители из местечка Чечерск Рогачевского уезда Могилевской губернии, как высоко их сын вознесется! Ах какие возможности открыла Революция тем, кто ей верно служит!

Но ведь и возни с этими так называемыми творцами сколько! Они ведь как дети. Дуются друг на друга, обижаются, иногда говорят или затевают немыслимое – и ладно бы втихую, в своей песочнице, так ведь прилюдно. Приходится их мягко, по-партийному поправлять, увещевать, не доводить до беды. Как писал тот же товарищ Маяковский про Ленина нашего, дорогого Ильича? «Он к товарищу милел с людскою лаской» ^[27]. Но и, конечно: «Он к врагам вставал, железа тверже» ^[28]. Поэтому уклонистам, ревизионистам, троцкистам – наш суровый отпор. А заблуждающимся или честно забредшим в тупик – всегда поможем, как говорится, наставим на путь истинный.

Хоть они, представители творческой интеллигенции, порой наивные, как дети, но в их среде, в отличие от малышей, царит ужасная половая неразборчивость. То и дело вспыхивает так называемая «любовь» к кому ни попадя. И живут они, не скрываясь, с чужими мужьями и женами. Скажем, спит Брик Лиля Юрьевна на втором этаже своей дачи в Пушкине с режиссером Кулешовым, а несчастная жена последнего, актриса Хохлова, в то же самое время сидит внизу в гостиной и чай пьет. Положено у них так.

С другой стороны, этот ихний, как говорят буржуа, про-мис-ку-и-тет очень полезен для оперативных нужд бывает. Ибо как много может рассказать важного, интимного распаленная дамочка в постели! К тому же и самому можно поесть клубнички сладенькой вдоволь. Да и возвыситься, возгордиться (хотя бы в уме) тем фактом, что ты, к примеру, той же тропкой ходил под Лилину юбку, что и великий пролетарский поэт Маяковский.

А вот, кстати, и он сам. Легок на помине, как говорила буржуазия. Идет по Кузнецкому, мрачнее тучи. Крепкой палкой своей поверчивает. Всех прохожих на голову выше и не смотрит ни на кого. Можно было бы подумать: стихи в уме пишет, рифмы обдумывает. Но нет: губы сжаты свирепою складкой, брови нахмурены. Явно зол на весь мир.

И есть отчего злиться. Агранов знает: собрался пролетарский поэт в Париж. К нынешней своей зазнобе – буржуазке, эмигрантке Татьяне Яковлевой. А ему, хлоп, визы выездной из СССР не дали. Сказали: ваша командировка нецелесообразна. Вот он и бесится.