Захлопнув за собой дверь комнаты, Мила упала на кровать и расплакалась. До каких пор она будет одна? Сколько можно ошибаться в людях?
Проснулась она от крика за стеной:
– Коля, вернись! Ты куда?
– Поищу Юльку, поздно уже.
– Пусть погуляет – сегодня выпускной. Такая ночь раз в жизни бывает!
Мила сменила платье на ночную рубашку и укрылась одеялом. То ли от переживаний, то ли от холода ее трясло. Где-то неподалеку пели под гитару. Мила уткнулась лицом в подушку и вспомнила свой выпускной вечер. Преданная и забытая Генкой, она печально подпирала стену, а светящийся от счастья Виктор кружил в прощальном вальсе отстраненную Наташу. Тогда в ее сердце впервые шевельнулась, нет, не ревность, а элементарная зависть. Мила заплакала и не сразу услышала стук в окно. Она вскочила и прислушалась. Постучали настойчивее. Девушка отодвинула резную шторку. Из-за стекла на нее смотрел счастливый Саша. Не помня себя от радости, Мила распахнула ставни. Парень ловко запрыгнул и прижал ее к себе. «Ты чего ревешь? Не верила, что я приду?» Александр рухнул на колени и притянул ее к себе. Мила лихорадочно гладила его волосы.
– Ты куда пропал, бродяга? – глотая слезы, прошептала Мила.
Чувствуя ее дрожь, Саша сорвал с себя пиджак и укутал любимую
– Ложись, согрейся, все сейчас узнаешь.
Он уложил Милу в кровать и сел рядом. Из его сбивчивого рассказа Мила поняла только одно – мать Саши запретила ему встречаться с ней, взрослой и опытной женщиной. Материнское ли чутье или донос знакомых раскрыли ей глаза на чувство сына, было неизвестно. Но в тот памятный вечер она устроила сыну грандиозный разнос и, взяв отпуск, поместила под домашний арест. Из дома его не выпускали. На консультации и экзамены конвоировали. Сегодня оба, и отец, и мать, пасли выпускника до последнего. Едва они ушли, Саша сбежал от одноклассников и примчался к ней. Девушка слушала и рыдала от счастья. Обожатель целовал ее глаза, слезы, руки. Мила помогла ему раздеться, забралась вглубь кровати и позвала: «Иди ко мне!» И снова были жаркие объятия, клятвы в любви и верности вперемежку со слезами. Время потеряло счет и остановилось. Весь мир вертелся вокруг них, влюбленных и счастливых.
– Я тебя боготворю, – хмелел от ласки Александр. – Когда-нибудь непременно нарисую тебя спящей. Жаль, что не сегодня – времени в обрез, – он посмотрел на светящийся циферблат. – Мне пора – поезд через три часа.
– Ты уезжаешь прямо сегодня?!
– В училище нужно прибыть послезавтра, – голос парня дрогнул. – Это армия.
– Ненавижу это слово.
– Привыкай. Я не шутил, говоря, что ты будешь офицерской женой. Для начала. А там будет видно. Уверен, жизнь готовит нам много сюрпризов – не прозевать бы.
– Я незаметно приду на вокзал.
– Не вздумай! Нам не хватает только сцены с мамой!
– Она что-то замышляет против меня?
– Против наших встреч. Но тебе лучше об этом не знать.
Саша прижал ее к себе последний раз, выскользнул из-под одеяла и пообещал:
– Как приеду, напишу! Нет, когда зачислят. И потихоньку пакуй чемоданы – мне через полгода восемнадцать.
Ушел он, как и появился, через окно. Мила завернулась в одеяло и долго смотрела вслед своему юному счастью. Бог весть, что день грядущий ей готовит. Разлук она боялась пуще смерти. Оставалось лишь верить и ждать. В отпуск девушка ехала неохотно, боясь, как бы письмо от Саши не затерялось без нее.
Дома особых изменений не было. Леся вела хозяйство, отец работал, двойняшки набирались сил после выпускных экзаменов и ни шатко ни валко готовились к поступлению в техникумы. Высшее образование обоих не интересовало. Они давно определились с выбором рабочих профессий и точно знали, что Верхний Стан то место, где им предстоит жить вечно. Глядя на Ваню, Мила думала об Александре. Какие они разные: брат-трудяга с детства бегал к отцу в шахту и был уверен, что с годами займет его место и станет горным мастером смены. Его непритязательность и приземленность Милу раздражали. Другое дело Саша – талантливый, напористый, целеустремленный – он постоянно строил планы на будущее и не собирался останавливаться на достигнутом. Анна зазывала внучку к себе на ягоды и парное молоко, но подобные мелочи ее давно не интересовали. К концу второй недели Мила сбежала в Ломов. Письма от Саши все еще не было. Девушка исправно проверяла почтовый ящик утром и вечером, но он неизменно был пуст. На все расспросы почтальон лишь пожимала плечами. От переживаний и недосыпа голова Милы шла кругом. Она ведь даже не успела спросить, в какой город уехал избранник. Ее любовь была распята подлой неизвестностью. Дни тянулись еле-еле, словно она шла в гору с тяжелой ношей за спиной. И этой горой была Голгофа. У каждого она своя. Но финал почему-то одинаков для всех. А поскольку в жилах земных жителей течет обычная кровь, воскрешение исключалось. Неужели у любви тоже нет будущего?
Порыв ветра распахнул окно художественной мастерской, и на огромное блюдо, которое расписывала Мила, свалилась разлапистая пятерня клена. Она сочла это знаком судьбы. Быть может, дома ее ждет письмо от Саши? Время как назло остановилось. Художница положила лист в ящик стола и окаймила золотом гроздья рябины. Маня застыла за ее спиной, любуясь рисунком.
– У тебя, Людок, глаз – алмаз. А сама ты – чистый самородок.
– Вам нравится? – оживилась напарница.
– А то. Не завернул бы твой шедевр Степаныч – ему одни трофеи подавай.
– Подарок жене директора.
– Тогда в самый раз, – Маня вернулась на свое место. – И чего это у нашего начальства такая гигантомания? Если ваза, то с них ростом. Если блюдо – с колесо.
– Начальство любит размах, у них гостей как ягодок на грозди, – беременная Светлана с трудом выбралась из-за стола и пришла посмотреть на Милину работу. – Я бы сама от такого подарка не отказалась. Люд, ты бы мне тоже что-нибудь расписала, а то выскочишь замуж, пока я рожать буду, и памяти никакой не останется.
– Аиста на чашку что ли? – улыбнулась Мила. – С Колькиной физиономией.
– Я не возражаю!
– И заварочный чайник с твоим портретом на коляске, – пообещала коллега.
Светлана захлопала в ладоши и обняла Милу:
– Тогда я в бухгалтерию, за расчетом, а потом за тортом в магазин. Скажите Степанычу, чтобы задержался – Колька принесет коньяк с лимоном.
Мила отодвинула в сторону блюдо и выставила заварочный чайник и три чашки.
– Нешто к вечеру успеешь? – изумилась Маня.
– Работы тут часа на два, – усмехнулась напарница. – Дорога ложка к обеду.
К концу смены сервиз был расписан. Степаныч восхищенно посмотрел на подопечную и похвалил, как умел:
– Руки у тебя, девка, золотые. И мозги не набекрень.
Маня бережно уложила подарок в коробку и перевязала ленточкой. Освободив стол, она застелила его чистой бумагой, поставила тарелки, достала приборы и салфетки.