Валька знал все и обо всех – его любимым чтением была «Большая советская энциклопедия», имевшаяся у него дома.
А также различные научные книжки, которые он таскал из местной библиотеки.
– А тогда скажи мне, какая здесь глубина, Эйнштейн! – крикнула Анжела, сбрасывая летнее платьице и оставаясь в купальнике, а затем бросаясь в теплую, словно парное молоко воду.
И бабочки – они продолжали виться и над водой.
Валька, в черных трусах по колено, осторожно попробовав ногой воду, как будто был не июль, а январь, скрестив руки на груди, стал заходить в речку.
Анжела, помахав ему рукой, нырнула. Раскрыв под водой глаза, она увидела размытую изумрудную картинку – и подумала о том, что все в городке, собственно, начиналось не так уж и плохо.
Тогда, в середине весны, когда они с мамой и Никиткой прибыли сюда, находясь в бегах.
– Доброе утро, ребята, – произнесла молодая полная учительница, представляя Анжелу 9 «Б» классу. – В нашей школе появилась новая ученица, а у вас – новый товарищ по классу. Анжела Иванова.
Ребята, частично еще не выспавшиеся, жевавшие жвачку и даже слушавшие что-то из разряда хард-рока по плееру, как один уставились на новенькую.
Анжела к этому привыкла – еще бы, это же была не первая ее школа. И явно не последняя.
С тех пор как они оказались в бегах.
И во всех этих классах меняющихся школ, областей, городов и частей страны Анжела всегда волей-неволей оказывалась в центре всеобщего внимания.
Еще бы, ведь она мулатка, почти что негритянка!
Мама не любила ни одно, ни другое слово. Ведь первым обозначали потомство осла и кобылы, а второе вообще было расистским выраженьицем.
Во всяком случае, на Кубе, родине ее отца, которого Анжела не знала и который, как заявляла мама, был там сыном одного крайне важного человека, более того, сына ближайшего соратника самого Фиделя Кастро.
С будущим отцом ее детей мама познакомилась во время его учебы в Москве, откуда он по приказанию своего высокопоставленного папочки был вынужден уехать обратно в Гавану, оставив свою русскую любовь на сносях, потому как ему самому надлежало жениться на девушке своего класса, то есть представительнице местной партийной элиты.
– Ну, Анжела, не стесняйся, расскажи нам о себе! – приободрила ее учительница. А Анжела, которая ничуть не стеснялась (потому что за прошедшее время уже отрепетировала историю, которую она презентовала в каждой своей новой школе), улыбнулась и обтекаемыми фразами, к которым давно привыкла, поведала о том, что они переехали из-за новой работы мамы, что она рада оказаться в новом коллективе, что новое место пришлось ей по душе.
В общем, как водится, сплошное вранье.
Когда она завершила, то один из одноклассников потянул руку.
– У меня вопрос, Марина Федоровна! Очень важный!
– Ну, Ахтюбин, задавай уж. Только без твоих вечных шуточек.
Анжела и по виду этого типка могла бы с уверенностью сказать, что это местный клоун: навидалась подобных она уж предостаточно.
– А почему если ты рабыня с плантации Алабамы, то фамилия у тебя Иванова? Должна ведь быть Джонс!
К шуточкам и оскорблениям, сводившимся к цвету ее кожи, Анжела уже тоже давно привыкла.
Класс грохнул, а учительница, покрываясь бордовыми пятнами, зашумела.
– Можно ответить? – спросила лениво Анжела, и когда раскудахтавшаяся Марина Федоровна наконец смолкла, ответила:
– Мой отец – не раб и никогда им не был. Он – сын одного из ближайших сподвижников Фиделя Кастро. Увы, он умер очень молодым.
Тут она приврала, но последние полтора года жизнь их семьи состояла из сплошного вранья, так что не так-то и страшно.
Тем более в сказочку о том, кем являлся ее отец, Анжела раньше верила безоговорочно, но в последнее время стала сомневаться: уже не потчует ли ее мама романтическими россказнями, как она сама потчует сейчас оными притихший класс?
– Круто! – произнес кто-то в восхищении, а Анжела вздохнула:
– Нет, не круто, конечно, когда твой отец умер, но что поделать. Я его не помню.
А вот это уже была чистая правда.
Понимая по сверкающим глазам новых одноклассников, что симпатии полностью на ее стороне, Анжела нанесла финальный удар. Расистам, как учила ее мама, нельзя давать спуску, а этот местный клоун Ахтюбин был сущий расист, хоть и пока юный.
– Кстати, если хочешь избавиться от своих ужасных прыщей, то можешь обратиться к моей маме. Она сделает по старинному кубинскому рецепту такую протирку, что у тебя враз все пройдет. А то, наверное, самому в зеркало смотреться неприятно, да и девушки на тебя не заглядываются. И не только девушки…
Класс снова грохнул, а клоун Ахтюбин, лицо которого, в самом деле, было густо покрыто угрями (что, не исключено, и заставляло его вечно хохмить, пытаясь это компенсировать), не спрашивая разрешения, пулей выбежал из класса.
На перемене к ней подплыла высокая блондинка, в ушах которой сверкали явно не стразы.
– Меня Зоя зовут. Ловко ты этого идиота уделала! У меня отец – прокурор нашего города. И на выходных я отмечаю свой день рождения. Ты же придешь?
Зоя, как узнала Анжела на этом самом дне рождения, где стала объектом повышенного внимания не только приглашенных подростков, но и взрослых, была некоронованной королевой не только класса, но и всей школы.
Еще бы, имея более чем влиятельного папу (который преподнес ей на пятнадцатый день рождения шикарное кольцо с небывалым камнем), можно было стать и королевой коронованной.
И таких, как Зоя, Анжела также видела-перевидела: избалованные и туповатые, они всегда искали экзотики, которая могла бы оттенить их собственную красоту – но заполучить их во враги было бы крайне неразумно.
Крайне неразумно, тем более если у такой вот королевы папаша – прокурор.
Анжела делать Зою своим врагом не намеревалась, тем более что на первых порах они очень даже хорошо понимали друг друга.
До летних каникул оставалось всего ничего, а потом, к осени, их – мамы, Никитки и ее самой – в этом городке уже и след простынет.
О чем, конечно же, никому знать не требовалось.
И уж точно не дочке прокурора.
Но эта Зоя оказалась особой приставучей и, главное, привыкшей получать то, чего она желала.
А желала она в данный момент одно: экзотическую и такую другую Анжелу в свои лучшие приятельницы.
Анжеле это претило, но делать было нечего – в ее планы не входило настраивать Зою против себя.
Так бы все и завершилось: ничем, и однажды дочка прокурора узнала бы, что Анжела с семьей уехала из городка, так с ней и не попрощавшись.