В голову врываются воспоминания. Раздается стук молотка: отец заколачивает окно. Я, десятилетняя, просыпаюсь от собственного крика, увидев во сне, что по стенам комнаты струится кровь. Сухие сучки впиваются в спину, когда я прижимаюсь к дереву, и топор вгрызается в ствол — так близко к шее, что яремная вена чует холод стали.
Какое-то время я грызу подушку, чтобы успокоиться. Потом встряхиваюсь по-собачьи, сохраняю фотку сатира в телефоне, отмечаю садик «Сен-Жермен» на карте и твердо решаю наведаться туда завтра. Хорошо, что Крис подбила мой график домашнего обучения, и у меня есть несколько дней для исследования города. Главное, чтобы она не увязалась со мной.
А теперь — спать. Откладываю мобильник, закрываю глаза, расслабляю тело…
Мозг отвечает: ага, щас.
Под закрытыми веками всплывает, как окошко с рекламой, парень-птица. Он разевает клюв и чирикает: «Какое литературное имя». Я опять беру телефон и набираю в поисковике: «Грипп Петрова». Мне предлагается книжка с похожим названием, начинаю читать бесплатный фрагмент и вдруг чувствую, что лежанка подо мной становится мягче. Это вовсе не приятная мягкость, а странная и тревожная. Она затягивает, стискивает. Я пытаюсь вскочить на ноги — не получается. Трепыхаюсь, чтобы скатиться на пол, — без толку! Остается только кричать. Я судорожно вдыхаю носом и открываю рот, но звук не идет наружу.
Я уже не в бабушкиной квартире. Кругом зеленеет ряска. Телу мокро, душно, и его тащит вниз. Я ничего не понимаю, а поняв, начинаю паниковать.
Я тону в болоте — вот что происходит! Увязла по грудь. Руки пока еще на свободе, но зацепиться не за что. Дергаюсь и лишь глубже ухожу в трясину. Со всех сторон издевательски горланят жабы. Мне бы их голосистость.
Над головой пролетает, трепеща, розовая ленточка. Почему-то я решаю: если ухвачусь за нее — выберусь. Лента сказочным змеем плавает по воздуху и дразнит меня. Опускается низко-низко, касается лба и взмывает вверх. Хочу схватить ее, но правая рука больше не поднимается, будто приросла к телу. Зачем я опустила ее в эту мерзкую, вязкую тину? Снова накатывает паника, но я стараюсь ровно дышать и не выпускать ленту из поля зрения. Розовый хвостик мелькает прямо перед носом, я делаю рывок и вцепляюсь в него левой рукой — крепко, как в последнюю надежду.
Спасена!
Спасена?
Лента обвивает кисть, ползет по предплечью, оттуда — на грудь. И выше. Холодный атлас касается шеи. Обхватывает ее, как чокер, и давит, давит. Я царапаю горло, пытаясь сорвать удавку. Распахиваю рот, хриплю, и в глотку лезет осклизлая ряска…
Просыпаюсь в холодном поту. Солнечный луч щекочет нос. Уже утро.
Ну и приснится же!
Первым делом смотрю на стол, где вчера оставила свиток. Он на месте, ленточка тоже. Иронизирую над собой: ты что, правда думала, что лоскут атласа прыгнул на тебя и обмотался вокруг шеи?
Кстати, про шею. Почему ее так саднит? Я притрагиваюсь к коже кончиками пальцев и ощущаю бороздки. Похоже, я расцарапала себя во сне. Встаю и иду в ванную, чтобы оценить урон и помазать ранки санитайзером.
По стенам и полу щедро расплескано золото света. Паркетины мелодично поскрипывают под босыми ногами — это похоже на потустороннюю музыку. Такую могли бы слушать мертвецы в гниющих гробах.
М-да, прекрасные мысли для прекрасного утра.
Из зеркала выглядывает всклокоченное существо с воспаленными царапинами на шее. Жуть! Что скажет Крис? Надеюсь, она не подумает, что я занимаюсь селфхармом.
Я наношу на ранки антисептик и морщусь — кожа просто горит! Как же странно: чтобы избавиться от боли, нужно испытать другую боль. Пожалуй, это касается не только обработки ссадин, но и вообще всего.
Выхожу из ванной и, естественно, нос к носу сталкиваюсь с Крис. Она выглядит так, будто только что умылась свежей росой, а феи расчесали ей волосы. Я пытаюсь прикрыть шею рукавом пижамы. Напрасно.
— Божечки-кошечки! — Мачеха, схватив меня за плечи, крутит влево и вправо, как куклу. — Что это такое, Грипп?
— Да так. Случайно вышло. Мне снилось, что меня душат.
Крис цокает языком.
— Придется купить тебе рукавички-царапки, как младенцам.
Понятия не имею, о чем она, но предполагаю, что мачеха шутит, и натягиваю улыбку.
— Куда пойдем завтракать?
Заговорить про еду — верный способ сбить Крис с программы. Глаза у нее загораются азартным огнем, она летит за телефоном, быстро возвращается и перечисляет вариант за вариантом. Я выбираю местечко поближе к метро, чтобы потом найти предлог и улизнуть.
В кафешке много зелени, и это напоминает мне о квартире Беленькой. Стряхиваю мысли о ней, как налипшие листья, и заказываю лавандовый раф, сэндвич с курицей и эклер. Быстро все уминаю и, нащупав в кармане толстовки свиток (на всякий случай я захватила его с собой), говорю Крис:
— Слушай, можно я в центр сгоняю? Ну просто погулять, познакомиться с городом.
— Да давай вместе махнем на «чайке», — предсказуемо отвечает Крис.
— Ну понимаешь… в общем… — Я старательно изображаю смущение: отвожу глаза и тереблю вихор на затылке. — Короче, я вчера в инете познакомилась с парнем, он позвал погулять… Это не свидание! — Я машу руками и округляю глаза. — Просто встреча. Попытка… эм-м… выйти из зоны комфорта. Ну, я схожу? Ты не против?
Крис аж сияет. А в следующий миг превращается в императрицу, раздающую указы, и отчеканивает:
— У меня в сумке хайлайтер. Иди в туалет, нанеси. Нет, ты не справишься. Пойдем вместе. Так! Еще нужны духи. Не спорь! Запах — это первое впечатление. У меня с собой ничего нет, но рядом парфюмерный, зайдем, что-нибудь подберем. — Она приглаживает мне вихры, внимательно оглядывает и заключает: — А в целом — очень даже ничего!
Все время, что Крис колдует надо мной в туалете кафе и магазине, я искусственно улыбаюсь и киваю, словно болванчик. Потом позволяю затолкать себя в маршрутку — мачеха утверждает, что так до Литейного добраться проще, чем на метро, — и отправляюсь в путь. Всю дорогу я слушаю подборку старого русского рока и украдкой нюхаю запястье. Стоит признать: Крис умеет выбирать духи. Кожа пахнет свежим, солоноватым, холодным морем.
В сад я попадаю на удивление быстро. Ворота закрыты, но стоит мне подойти, как калитка распахивается навстречу. Оттуда выбегает бойкая старушка в алом берете и устремляется вниз по проспекту. Я успеваю проскользнуть во двор. Пробегаю по анфиладе с колоннами и, немного поплутав среди деревьев и кустов, нахожу подъезд, над которым висит сатир. Он такой же, как на фото, — упитанный и недовольный.
— Э-эм, — говорю я, не зная, с чего начать.
Маска опускает на меня взгляд.
Я сжимаюсь и пячусь, не чувствуя ни ног, ни земли под ними. Единственное, что ощущаю, как испарина покрывает лоб. Каменные зрачки следуют за мной. Это происходит на самом деле? Истукан смотрит на меня?