– Вкусная, – лижет, сыто щурясь. – Ты знаешь, какая вкусная?
– Нет, – лепечу я.
– Непорядок. Нужно это срочно исправить, – Ставрос хищно улыбается и, не скрывая удовольствия, втягивает в рот мою истекающую соком плоть. Я скулю. Мне так этого много. И так мало одновременно. Он знает, как это исправить... К ласкам языка присоединяются пальцы и с наскока, не давая мне времени на раскачку, принимаются меня трахать. Отлетаю почти мгновенно. Это мощно. Чувства переполняют, слезы текут из глаз… Ставрос слизывает их, шепчет что-то успокаивающее и подносит руку к моим широко распахнутым в экстазе губам: – Слижи.
– Я…
– Давай, обсоси. Язычком… Мне так нравится, когда ты сосешь, детка… Вот так.
Показывает на мне. Это адски горячо. Теряя себя, я ловлю его испачканные пальцы ртом. И в тот момент, как собственный вкус взрывается на языке пряным букетом, я и сама взрываюсь в оргазме. Таком сладком, что глаза от удовольствия подкатываются, а зубы впиваются в ребро ладони, которой муж закрывает мне рот, чтобы я не так громко орала.
– Ну? Что скажешь?
Ну, а что на это сказать?
– Я люблю тебя.
Ставрос замирает. Только его болезненно-пристальный взгляд бегает по моему взмокшему раскрасневшемуся лицу. И мне, конечно, очень-очень неловко, но в то же время легко. Я как будто освободилась. Пусть он теперь с этим знанием все, что захочет, делает. Ну не могу я его больше в себе носить. Не могу! Голова кругом. Мышцы спазмом… Бедра мелко дрожат. А он молчит и молчит. И чем дольше молчит, тем более неуверенной я себя чувствую. Может, пока не поздно, свести все к шутке? Ну, мало ли, чего только не ляпнешь после такого оргазма.
Пока я хаотично мечусь в своих мыслях, Ставрос медленно выпрямляется. Накрывает меня собой. Фиксирует ладонью голову. И резко вдалбливается. Я опять кричу. Он делает еще один мощный толчок.
– Открой глаза! Смотри на меня!
Медленно поднимаю ресницы. И лечу куда-то, лечу, подхваченная ураганом в его глазах. Тот в два счета утаскивает меня на пик, с которого я вот только что, казалось, сорвалась. И уносит еще выше. Куда-то за облака. На те высоты, на которых я даже с ним еще не бывала.
– Нет-нет! Смотри.
Я смотрю! Я смотрю и с точностью до миллисекунды ловлю тот момент, когда вслед за мной улетает и он. Это так невероятно красиво. Это так сильно. Это во мне. Яркой вспышкой. Чередой яростных взрывов.
– Нина!
Реальность врывается в наш мир. Я в панике спихиваю Николоу с себя.
– Что, милая? Ты чего не спишь?
Извиваясь гусеницей, возвращаю подол и бретельки сорочки на место. Ставрос прикрывает бедра одеялом. Спасает нас то, что в комнате горит лишь ночник. Черте что! На дворе ночь. И Вика должна уже десятый сон видеть.
– Тебе плохо?
– С чего ты это взяла?
– Ты стонала. Я подумала, что у тебя что-то болит… – губы нашей малышки дрожат. Похоже, мысль о том, что мне плохо, ее здорово испугала. И мне ужасно стыдно за то, что я невольно подвергла девочку такому стрессу. В отличие от Ставроса, которого происходящее, похоже, веселит. Прижавшись ко мне, он трясется от едва сдерживаемого смеха.
– Нет. Похоже, мне просто что-то приснилось.
– Кошмар?
– Может быть, и кошмар. Я не запомнила.
– Это из-за меня? Из-за того, что я убежала? – Вика подходит вплотную к кровати.
– Ни в коем случае. Ты ни в чем не виновата.
– Я не хотела тебя расстраивать.
Врет. Конечно, хотела. И расстроить, и на другие эмоции вывести, чтобы проверить на прочность чувства. Но я ее не виню. Независимо от возраста, нам всем очень важно знать, что нас любят. И что ничего этому чувству не угрожает.
– Я тебе верю. Но, пожалуйста, больше так не делай, – повторяю в сто пятый раз. – А если тебя что-то тревожит, лучше сразу обращайся к нам. К папе или ко мне, договорились?
Вика отчаянно кивает. Видно, у нее еще не улеглись эмоции.
– Я просто испугалась.
– Знаю. Но для этого нет причин. Просто поверь мне, ладно?
– А если ты родишь ребеночка…
Я сглатываю. Обильная влага, вытекающая из меня на постель, свидетельствует о том, что опасения Вики совсем не напрасны. И мое сердце сладко сжимается. Как и рука Ставроса на моем бедре под одеялом.
– То я все равно буду любить тебя. А знаешь почему? Потому что ты у меня появилась первой. Этого никто не отнимет.
Настойчивые пальцы мужа незаметно соскальзывают глубже. Да. Мы наделали дел. Ты наделал, увлекшись. И если у тебя теперь с этим какие-то проблемы – иди к черту! Я хочу этого малыша и… Додумать мысль не удается, потому что Вика срывается с ног и стремительно, как обезьянка, взбирается к нам на постель, падая мне в объятья.
– Прости меня!
– Ну что ты? Все хорошо.
Укачиваю. Целую в макушку. Я правда успела прикипеть сердцем к Викусе, но, боже, я бы очень хотела и своего ребенка. Хотела бы почувствовать, как он во мне растет, как толкается в ладонь Ставросу и икает, а мы смеемся. Мне кажется, я бы понравилась с животиком мужу. Собственнику, вроде него, было бы гордо, что я такая налитая и сочная его стараниями. Что его семя прорастает в моем теле, меняя его навсегда.
– Я тоже тебя люблю.
– Правда?
– Угу. Мне было так страшно, что ты меня разлюбишь! Или уйдешь…
– Ну, куда я уйду? Никогда не будет такого.
Осторожно поднимаюсь повыше и, пока Викуля пытается справиться с чувствами, уткнувшись мне в шею лицом, кошусь на ее отца. А тот с меня глаз не сводит. И как-то сами по себе наши гляделки превращается в долгий безмолвный диалог. Мне чудится в нем, будто Ставрос повторяет:
– Никогда такого не будет, да.
И его взгляд тяжелеет. Его взгляд обещает. И поглощает всю меня без остатка. А мне так классно принадлежать ему, что я ни капельки тому не сопротивляюсь. Недолюбленная девочка, что с меня взять? Мне отдавать не страшно, страшно, если я все придумала.
– Она, кажется, уснула, – шепчет Николоу, выбираясь из постели. Тянется за трусами. – Давай я ее отнесу.
Ставрос, подхватив Вику на руки, уходит. И я тоже подхватываюсь в одном желании – сбежать от предстоящего разговора. Но тут звонит лежащий на тумбочке телефон. Почти двенадцать. Звонки в такое время не сулят ничего хорошего, вот почему я медлю, не решаясь взглянуть на экран. Во рту вкус металла и соли.
– Доброй ночи, Юлий Борисович. Что-то с мамой? – выпаливаю на одном дыхании.
– Ночь не очень-то добрая, Нина. К сожалению. Вам лучше подъехать.
– А зачем? Ей стало хуже? Ну? Чего вы молчите?
– Ее больше нет. Мне очень жаль. Вам лучше проститься до того, как приедут из морга.